Что-то с памятью моей стало - всё, что было не со мной, помню
Глава 2.
Глава 2.
- Есть новости?
Кристина ухитрилась подойти совершенно неслышно или это просто он так глубоко ушел в собственные мысли – но Горацио чуть не вздрогнул от раздавшегося рядом голоса.
- Пока нет, - сказал Горацио, прищурился, затем поставил домиком брови. Жена казалась абсолютно спокойной, и это был очень скверный признак. – Пойдем, поговорим, - предложил он.
Когда Кристина перезвонила из больницы, Горацио успел лишь сказать, что Джошуа пропал, и жена тут же оборвала его вопросом: «Ты в лаборатории? Я сейчас приеду».
И вот она рядом, бейджик посетителя на лацкане блузки, очень прямая спина. Пожалуй, только это ее и выдает: для Кристины «выпрямить спину» и «держать удар» - одно и то же.
- Я не должен был его отпускать, - сказал Горацио, когда они сели в укромном уголке. – Самостоятельность – самостоятельностью, но это целиком моя ошибка. Из-за этого я потерял нашего сына, и ты имеешь полное право на меня злиться.
- Сначала я хотела бы все же услышать, что случилось, - все так же ровно, без эмоций попросила Кристина.
- Хорошо, - кивнул Горацио. Лизнул губы, наклонился вперед, опираясь руками на колени и опуская голову. Вздохнул, глядя в пол. – С утра все было по плану: мы повозились с машиной, Джош жал на педаль, я разбирался со стоп-сигналом. Потом пошли в дельфинарий, на ту детскую программу, помнишь? Потом – в «Корабль-призрак». Джош попросился в туалет, и я его отпустил, - Горацио сжал кулак, закусил губу. – Я отвлекся. Когда я спохватился, его уже увели. Вместо него оставили другого мальчика, который утверждает, что он – мой сын.
- А он не твой сын? – уточнила Кристина.
- Нет, - мотнул головой Горацио. – После смерти Марисоль… Знаешь, мне было малость не до того, чтобы искать утешения у какой-то Марии Лурдес.
- Ясно, - кивнула Кристина.
- Никогда себе этого не прощу, - тихо и зло сказал Горацио после паузы, так и не поднимая глаз. – Нельзя было его отпускать.
- Мы можем что-то сделать прямо сейчас? – будто не слыша его, спросила Кристина.
- Сейчас… - поморщился Горацио. – Ждать. Результаты анализов, может быть, они что-то прояснят. Или звонка.
- А что говорит тот мальчик, которого оставили «в обмен»? Это он сидит в комнате отдыха?
- Да, он. Ничего он не говорит. Сказал свое имя, когда и где родился, имена родителей. Все.
- Ясно, - повторила Кристина.
Несколько минут прошло в полном молчании. Горацио мысленно снова и снова перебирал то, что он сделал и чего делать не должен был. Больше он никогда…
- Хорошо, - внезапно перебила его мысли Кристина. – Давай я расскажу тебе, что я думаю по этому поводу.
Горацио вскинул на нее глаза. Судя по тону, сейчас жена парой фраз перевернет все с ног на голову, как она умеет. А немного поразмыслив, он поймет, что как раз наоборот, теперь-то все как надо.
И предчувствие его не обмануло.
- Первое, - Кристина слегка сдвинула брови. – Мне совершенно не нравится твоя формулировка происходящего, милый. И ожидаемая от меня реакция тоже, если честно. Злиться за то, что ты потерял нашего сына, - она фыркнула, мотнула головой. – Это непродуктивно, как минимум. Делать мне больше нечего, кроме как злиться на тебя, что потерял ребенка, на себя, что доверила тебе ребенка, на тех, кто был в кафе, что не заметили, как ребенка уводят… Ты правда ждешь от меня такого маразма?
- Ну, когда ты так говоришь, выглядит действительно маразмом, но…
- Но многие так и поступили бы, согласна, - кивнула Кристина. – Но я не хочу тратить на это время, поэтому давай договоримся: ты не потерял ребенка, ребенка у тебя украли. Ты – одна из пострадавших сторон, а никак не виновная. Кроме того, раз тебе оставили взамен другого ребенка, это не может быть спонтанным похищением, это было подготовлено, и…
- Верно, - прищурился Горацио. – Но, если бы я не оставил Джошуа без присмотра…
- …то похититель выбрал бы другой момент, чтобы его забрать, - жестко закончила Кристина. – Ты мог бы попробовать это предотвратить в одном единственном случае – если бы знал, что у нас собираются похитить ребенка. Ты не знал. Скажи, пожалуйста, как бы ты объяснил Джошуа ограничение его свободы, если к тому нет оснований?
Горацио нахмурился, покусывая губу. Да, она права. Если сын не понимал чего-то, он мог часами изводить родителей бесконечными «почему» и «зачем». Впрочем, уяснив один раз смысл какого-то запрета или ограничения, в дальнейшем мальчик слушался беспрекословно и охотно, что послужило мощнейшим аргументом в пользу такой системы воспитания.
Он не знал, что сына собираются увести. Он не видел в зале людей, представляющих потенциальную опасность. Ему нечего было бы ответить на вопрос сына, зачем сопровождать его в туалет. Проконтролировать, чтобы он не тянул грязные руки в рот, а тщательно вымыл их? Горацио прямо видел недовольно поджатые губы Джошуа и слышал ядовитый ответ: «Пап, мне же не два года!»
- Ты права, - сказал Горацио, непроизвольно вздыхая глубже и расслабляя плечи.
- Хорошо, - кивнула Кристина, наблюдая за этой метаморфозой, наглядно свидетельствующей о том, что муж перестал винить во всем себя. – Теперь второе. Когда ты мысленно произносишь слова «похищенный ребенок», ты представляешь себе несамостоятельное, полностью зависимое от взрослых существо, вырванное из привычной среды обитания. Скажи, наш сын такой?
Горацио сузил глаза, резко встал, сделал пару шагов, поставил руки на пояс, побарабанил пальцами по ремню.
- Не понимаю, что это меняет? – спросил он, обернувшись к жене.
- Восприятие, - Кристина не тронулась с места, лишь подняла взгляд, следя за выражением лица мужа. – Да, Джошуа дискомфортно без нас. Но я надеюсь, что наш сын – не изнеженный избалованный принц, совершенно не готовый контактировать с миром. Он маленький ребенок, поэтому некоторых вещей сделать не может. Но он не беспомощен. Помнишь, когда он потерял меня в супермаркете?
Горацио улыбнулся. Еще бы не помнить! Причем они всегда подшучивали по этому поводу: не «Джошуа потерялся», а «мама потерялась». Мальчику было три года, в супермаркете было не слишком людно, и он с удовольствием толкал тележку вместе с Кристиной, рассматривал то, что мама брала с полок, периодически требовал объяснений, что это такое они покупают и зачем оно нужно. Затем они оказались в более оживленном отделе, и получилось так, что Джошуа потерял мать из виду: какая-то бесцеремонная тетка вклинилась между ними, пробираясь к полке, затем помешали другие люди, от которых мальчик попятился, чтобы не быть раздавленным, - и через пару минут он понял, что матери в поле зрения нет. Плакать малыш не стал. Выбрался в проход, увидел охранника в форме и прямиком направился к нему. Охранник супермаркета изрядно удивился, когда к нему подошел трехлетний карапуз, осмотрел его с ног до головы и спросил, умеет ли дядя громко кричать. Охранник заверил, что умеет. Малыш кивнул и деловито сказал: «Меня зовут Джошуа Кейн. Моя мама потейяась. Ее зовут доктой К'итина Кейн. Позовите ее, позалуйта». Выкрикнув несколько раз «Доктор Кейн!» и не добившись результата – к тому времени Кристина в поисках сына успела отойти довольно далеко – охранник хотел отвести мальчика к выходу, но тот подумал - и отказался. Место, где стоял охранник, было удобным, тут никто не толкался, а идти куда-то с незнакомым человеком Джошуа не захотел.
Кристину по громкой связи попросили подойти к нужному отделу. Увидев ее, сын с облегчением вздохнул и сказал:
- Ну наконец-то. Я уж думал, ты совсем заблудилась. И знаешь что? Давай ты возьмешь меня на ручки?
***
Разумеется, сейчас ситуация была намного серьезнее, но Горацио понял основную мысль жены. Да, Джошуа вполне способен принимать какие-то решения по ситуации, попробовать как-то наладить контакт с похитителем, не впадая в неконтролируемую панику. И ждать, когда родители сумеют его забрать домой.
- Слушай, неужели ты ни капельки не волнуешься? – спросил Горацио, снова садясь рядом.
- Кто тебе сказал такую глупость? – Кристина ткнулась лбом в его плечо, ее вздох получился прерывистым, и Горацио поспешно обнял жену, но это оказалось единственным проявлением ее слабости. – Просто сейчас не время, - уткнувшись лицом в его рубашку, глуховато проговорила она. – Мы все, все трое сейчас должны держать себя в руках. Вот вернем Джошуа – и я буду психовать целую неделю, хочешь? – Кристина подняла голову, заглядывая мужу в глаза. – Буду бить тарелки, рвать на себе волосы, рыдать в три ручья… Э-э-э… Что там еще положено делать?
Их улыбки были немного натянутыми, но они видели по глазам – стало чуть-чуть легче. Обоим.
- Так… - Кристина потерла лоб, собираясь с мыслями. – Знаешь, со своей стороны я вижу лишь одного потенциального недоброжелателя. Думаю, у тебя список повнушительней выйдет.
- Ты офицера Симпсона имеешь в виду? – прищурился Горацио.
- Его самого. Считаю это маловероятным, - пожала плечами Кристина, - но больше мне вообще никто в голову не приходит.
- Он появлялся после того случая?
- Да, разумеется, - кивнула она. – Я его, правда, больше не видела. Но ты же слышал его слова? И не мне тебе объяснять, как искажена бывает логика у людей.
***
Два месяца назад.
Желтый школьный автобус ехал медленно, заблаговременно останавливаясь на каждом светофоре, стоило тому лишь мигнуть.
«Как катафалк тащится», - злился Майк.
Когда он ехал в школу-интернат в прошлый раз, автобус тащился так же, но тогда настроение у Майка, видно, было соответствующее. Тогда прошло меньше месяца после смерти мамы, и ему казалось, даже яркое солнце Майами никогда не разгонит этой черноты траура, царящей в доме. А отец поседел. Всю ночь просидел рядом с мамой в церкви перед похоронами, и утром оказалось, что он совсем седой. Может, мама тоже поседела за последние месяцы, но этого никто не узнал – из-за химиотерапии у нее волосы выпали. Все.
Майк не любил вспоминать последние месяцы маминой жизни. Как-то все было неестественно и нервозно: натянутые улыбки родителей, подозрительно блестящие глаза, слишком крепкие объятия. Да и вид у мамы был, как у скелета из ужастика. Майк сдуру сболтнул это отцу, так тот снял ремень и отходил почем зря по мягкому месту. Ну если она так выглядит?
Мама постоянно говорила, что все скоро наладится, все будет как раньше. И Майк, наивный, верил. Зря верил, как выяснилось. Мама лежала на кладбище, отец ходил седой и молчаливый, Майка отдали в школу-интернат.
За четыре месяца он привык, обзавелся новыми друзьями, да и по дому соскучился, вот только… Рождество же, праздник! А ощущение было такое, будто он снова приехал на похороны. В результате Майку уже на следующий день захотелось вернуться в школу.
А теперь вот, когда минули тоскливые две недели, этот чертов автобус ползет как катафалк! Прямо хочется дать пинка.
Автобус наконец тронулся на очередном светофоре, а потом уши заложило от визга и грохота и отчаянного автомобильного гудка. Скрип тормозов, скрежет железа и вопли смешались в сплошной комок с искореженным остовом автобуса.
Майк на какое-то время перестал понимать, где верх и где низ, и почему так темно и трудно дышать.
Потом встал на ноги. Захрустело битое стекло.
Куда идти, где выход?
Вокруг ворочались и стонали другие дети, кто-то надрывно плакал чуть впереди.
***
В приемном покое «скорой» Майк послушно сел в стороне.
- Везунчик, ни царапинки! – восхищенно сказал доставший его из автобуса мужчина.
Но в больницу вместе с остальными отвезли все равно. Майк чувствовал себя странно уставшим. Вся эта суматоха, крики…
Он свернулся калачиком на пластмассовом кресле, закрыл глаза, но тут вдруг в лицо пахнуло теплым ветром и еще чем-то, знакомым, практически родным.
- Мама, - прошептал Майк, открывая глаза. – Мама!
Он вскочил и бросился ей на шею, утыкаясь лицом в ее длинные волосы, засмеялся от счастья…
- Мам, тебя вылечили?
Женщина кивнула, ласково улыбаясь, погладила сына по голове.
- И теперь мы пойдем домой, и все будет как раньше?!
Женщина снова кивнула, и они пошли по коридору к выходу. Коридор почему-то был очень-очень светлым и из него куда-то все исчезли, но Майка это не волновало. Главное, мама выздоровела, и они теперь идут домой, где все-все будет как раньше. А он-то не верил, глупый…
***
В больнице, куда доставили основную массу пострадавших, был аврал. Горацио знал, что так и будет, поэтому не удивился, когда телефон Кристины не ответил и через час, и через два. Едва услышав про аварию, он первым делом позвонил домой и спросил Саманту, сможет ли она поработать сверхурочно. Девушка заверила его, что посидит с Джошуа столько, сколько надо, и Горацио поехал на вызов.
Сейчас место аварии было оцеплено, там работали все криминалисты, кого только смогли вызвать, сам лейтенант уже успел поругаться с представителями транспортного отдела, которые хотели сократить периметр места преступления до одной полосы, чтобы не перекрывать перекресток полностью. Звонок мэра решил этот спор в пользу лейтенанта, но мэр потребовал отчета о пострадавших, и Горацио отправился в больницу.
Плакали и кричали пострадавшие дети, плакали и кричали осиротевшие матери.
Мужской голос среди множества женских и детских сразу привлек внимание Горацио.
- Я посмотрю, что вы скажете, когда потеряете своего единственного сына! Запомните мои слова! Я это так не оставлю!!! Вы за это заплатите!!!
Горацио не успел вмешаться – прокричавшись, мужчина в форме патрульного офицера развернулся и вышел, а пока он пробирался среди установленных прямо в коридоре коек и бегающего медперсонала – за спиной Кристины захлопнулась дверь служебной лестницы.
***
- Я буду через минуту, - глухо сказала Кристина, не поднимая головы, услышав звук открывающейся двери.
Она сидела прямо на ступеньках, обняв колени и уткнувшись в них лбом. Горацио сел рядом, обнял, растирая плечи и спину.
- А, это ты, - вскинувшись, выдохнула Кристина, приваливаясь к нему боком. – Дай мне закурить.
- Ты не куришь, - сказал Горацио, крепче прижимая ее к себе.
- Все хирурги курят.
- А ты не куришь.
- А я начну.
- У меня все равно нет сигарет.
- Сходи стрельни.
- И зажигалки тоже нет.
- Попроси.
- Сейчас схожу.
А сам уткнулся лицом в волосы жены.
- Ты никуда не идешь, - сказала Кристина.
А сама крепче сжала руки, обнимающие мужа.
- А зачем мне куда-то идти? – рассеянно переспросил Горацио.
- Чтобы принести любимой жене покурить, - с сарказмом напомнила Кристина.
- Моя жена не курит.
- Какой ты вредный!
- Я не вредный, я справедливый.
- Да, я знаю.
Они помолчали, сидя рядом на ступеньках и обнимаясь.
- Мне надо идти, - размыкая объятие, сказала Кристина. Легонько коснулась щеки мужа губами, поднялась.
- Расскажешь, что это было? – кивая в сторону выхода, спросил Горацио.
- Это… - Кристина тяжело вздохнула. – Офицер Симпсон. Его сын в числе погибших. Мальчик умер уже здесь, в больнице, отец нашел его в приемной, сестры думали, что мальчик спит, и не трогали. Синдром «говори и умри», я полагаю. На нем не было ни царапинки, но мозг… Во время аварии мозг получил необратимые повреждения. Я много раз видела такое. Всегда очень сложно поверить: минуту назад человек выглядел совершенно здоровым, а сейчас мертв. Реанимация бесполезна. Отец решил, мы не оказали ему необходимой помощи. Все утрясется, - пожала плечами она. – Не бери в голову. Я просто… Немного устала.
Горацио кивнул. Такое количество пострадавших детей, причем не всем можно помочь. Серьезная встряска для нервов.
- Что ж, - он еще раз внимательно взглянул на жену, удостоверяясь, что она успокоилась. – Мне нужны данные по пострадавшим, у кого я их могу получить?
- Идем, я тебя провожу, - кивнула Кристина.
***
Больше об этом случае они никогда не упоминали, но слова разъяренного отца погибшего ребенка хорошо запомнились Горацио. Да, в состоянии аффекта, в припадке горя, - но этот человек угрожал его семье. Такого Горацио не забывал.
Глава 2. - Есть новости?
Кристина ухитрилась подойти совершенно неслышно или это просто он так глубоко ушел в собственные мысли – но Горацио чуть не вздрогнул от раздавшегося рядом голоса.
- Пока нет, - сказал Горацио, прищурился, затем поставил домиком брови. Жена казалась абсолютно спокойной, и это был очень скверный признак. – Пойдем, поговорим, - предложил он.
Когда Кристина перезвонила из больницы, Горацио успел лишь сказать, что Джошуа пропал, и жена тут же оборвала его вопросом: «Ты в лаборатории? Я сейчас приеду».
И вот она рядом, бейджик посетителя на лацкане блузки, очень прямая спина. Пожалуй, только это ее и выдает: для Кристины «выпрямить спину» и «держать удар» - одно и то же.
- Я не должен был его отпускать, - сказал Горацио, когда они сели в укромном уголке. – Самостоятельность – самостоятельностью, но это целиком моя ошибка. Из-за этого я потерял нашего сына, и ты имеешь полное право на меня злиться.
- Сначала я хотела бы все же услышать, что случилось, - все так же ровно, без эмоций попросила Кристина.
- Хорошо, - кивнул Горацио. Лизнул губы, наклонился вперед, опираясь руками на колени и опуская голову. Вздохнул, глядя в пол. – С утра все было по плану: мы повозились с машиной, Джош жал на педаль, я разбирался со стоп-сигналом. Потом пошли в дельфинарий, на ту детскую программу, помнишь? Потом – в «Корабль-призрак». Джош попросился в туалет, и я его отпустил, - Горацио сжал кулак, закусил губу. – Я отвлекся. Когда я спохватился, его уже увели. Вместо него оставили другого мальчика, который утверждает, что он – мой сын.
- А он не твой сын? – уточнила Кристина.
- Нет, - мотнул головой Горацио. – После смерти Марисоль… Знаешь, мне было малость не до того, чтобы искать утешения у какой-то Марии Лурдес.
- Ясно, - кивнула Кристина.
- Никогда себе этого не прощу, - тихо и зло сказал Горацио после паузы, так и не поднимая глаз. – Нельзя было его отпускать.
- Мы можем что-то сделать прямо сейчас? – будто не слыша его, спросила Кристина.
- Сейчас… - поморщился Горацио. – Ждать. Результаты анализов, может быть, они что-то прояснят. Или звонка.
- А что говорит тот мальчик, которого оставили «в обмен»? Это он сидит в комнате отдыха?
- Да, он. Ничего он не говорит. Сказал свое имя, когда и где родился, имена родителей. Все.
- Ясно, - повторила Кристина.
Несколько минут прошло в полном молчании. Горацио мысленно снова и снова перебирал то, что он сделал и чего делать не должен был. Больше он никогда…
- Хорошо, - внезапно перебила его мысли Кристина. – Давай я расскажу тебе, что я думаю по этому поводу.
Горацио вскинул на нее глаза. Судя по тону, сейчас жена парой фраз перевернет все с ног на голову, как она умеет. А немного поразмыслив, он поймет, что как раз наоборот, теперь-то все как надо.
И предчувствие его не обмануло.
- Первое, - Кристина слегка сдвинула брови. – Мне совершенно не нравится твоя формулировка происходящего, милый. И ожидаемая от меня реакция тоже, если честно. Злиться за то, что ты потерял нашего сына, - она фыркнула, мотнула головой. – Это непродуктивно, как минимум. Делать мне больше нечего, кроме как злиться на тебя, что потерял ребенка, на себя, что доверила тебе ребенка, на тех, кто был в кафе, что не заметили, как ребенка уводят… Ты правда ждешь от меня такого маразма?
- Ну, когда ты так говоришь, выглядит действительно маразмом, но…
- Но многие так и поступили бы, согласна, - кивнула Кристина. – Но я не хочу тратить на это время, поэтому давай договоримся: ты не потерял ребенка, ребенка у тебя украли. Ты – одна из пострадавших сторон, а никак не виновная. Кроме того, раз тебе оставили взамен другого ребенка, это не может быть спонтанным похищением, это было подготовлено, и…
- Верно, - прищурился Горацио. – Но, если бы я не оставил Джошуа без присмотра…
- …то похититель выбрал бы другой момент, чтобы его забрать, - жестко закончила Кристина. – Ты мог бы попробовать это предотвратить в одном единственном случае – если бы знал, что у нас собираются похитить ребенка. Ты не знал. Скажи, пожалуйста, как бы ты объяснил Джошуа ограничение его свободы, если к тому нет оснований?
Горацио нахмурился, покусывая губу. Да, она права. Если сын не понимал чего-то, он мог часами изводить родителей бесконечными «почему» и «зачем». Впрочем, уяснив один раз смысл какого-то запрета или ограничения, в дальнейшем мальчик слушался беспрекословно и охотно, что послужило мощнейшим аргументом в пользу такой системы воспитания.
Он не знал, что сына собираются увести. Он не видел в зале людей, представляющих потенциальную опасность. Ему нечего было бы ответить на вопрос сына, зачем сопровождать его в туалет. Проконтролировать, чтобы он не тянул грязные руки в рот, а тщательно вымыл их? Горацио прямо видел недовольно поджатые губы Джошуа и слышал ядовитый ответ: «Пап, мне же не два года!»
- Ты права, - сказал Горацио, непроизвольно вздыхая глубже и расслабляя плечи.
- Хорошо, - кивнула Кристина, наблюдая за этой метаморфозой, наглядно свидетельствующей о том, что муж перестал винить во всем себя. – Теперь второе. Когда ты мысленно произносишь слова «похищенный ребенок», ты представляешь себе несамостоятельное, полностью зависимое от взрослых существо, вырванное из привычной среды обитания. Скажи, наш сын такой?
Горацио сузил глаза, резко встал, сделал пару шагов, поставил руки на пояс, побарабанил пальцами по ремню.
- Не понимаю, что это меняет? – спросил он, обернувшись к жене.
- Восприятие, - Кристина не тронулась с места, лишь подняла взгляд, следя за выражением лица мужа. – Да, Джошуа дискомфортно без нас. Но я надеюсь, что наш сын – не изнеженный избалованный принц, совершенно не готовый контактировать с миром. Он маленький ребенок, поэтому некоторых вещей сделать не может. Но он не беспомощен. Помнишь, когда он потерял меня в супермаркете?
Горацио улыбнулся. Еще бы не помнить! Причем они всегда подшучивали по этому поводу: не «Джошуа потерялся», а «мама потерялась». Мальчику было три года, в супермаркете было не слишком людно, и он с удовольствием толкал тележку вместе с Кристиной, рассматривал то, что мама брала с полок, периодически требовал объяснений, что это такое они покупают и зачем оно нужно. Затем они оказались в более оживленном отделе, и получилось так, что Джошуа потерял мать из виду: какая-то бесцеремонная тетка вклинилась между ними, пробираясь к полке, затем помешали другие люди, от которых мальчик попятился, чтобы не быть раздавленным, - и через пару минут он понял, что матери в поле зрения нет. Плакать малыш не стал. Выбрался в проход, увидел охранника в форме и прямиком направился к нему. Охранник супермаркета изрядно удивился, когда к нему подошел трехлетний карапуз, осмотрел его с ног до головы и спросил, умеет ли дядя громко кричать. Охранник заверил, что умеет. Малыш кивнул и деловито сказал: «Меня зовут Джошуа Кейн. Моя мама потейяась. Ее зовут доктой К'итина Кейн. Позовите ее, позалуйта». Выкрикнув несколько раз «Доктор Кейн!» и не добившись результата – к тому времени Кристина в поисках сына успела отойти довольно далеко – охранник хотел отвести мальчика к выходу, но тот подумал - и отказался. Место, где стоял охранник, было удобным, тут никто не толкался, а идти куда-то с незнакомым человеком Джошуа не захотел.
Кристину по громкой связи попросили подойти к нужному отделу. Увидев ее, сын с облегчением вздохнул и сказал:
- Ну наконец-то. Я уж думал, ты совсем заблудилась. И знаешь что? Давай ты возьмешь меня на ручки?
***
Разумеется, сейчас ситуация была намного серьезнее, но Горацио понял основную мысль жены. Да, Джошуа вполне способен принимать какие-то решения по ситуации, попробовать как-то наладить контакт с похитителем, не впадая в неконтролируемую панику. И ждать, когда родители сумеют его забрать домой.
- Слушай, неужели ты ни капельки не волнуешься? – спросил Горацио, снова садясь рядом.
- Кто тебе сказал такую глупость? – Кристина ткнулась лбом в его плечо, ее вздох получился прерывистым, и Горацио поспешно обнял жену, но это оказалось единственным проявлением ее слабости. – Просто сейчас не время, - уткнувшись лицом в его рубашку, глуховато проговорила она. – Мы все, все трое сейчас должны держать себя в руках. Вот вернем Джошуа – и я буду психовать целую неделю, хочешь? – Кристина подняла голову, заглядывая мужу в глаза. – Буду бить тарелки, рвать на себе волосы, рыдать в три ручья… Э-э-э… Что там еще положено делать?
Их улыбки были немного натянутыми, но они видели по глазам – стало чуть-чуть легче. Обоим.
- Так… - Кристина потерла лоб, собираясь с мыслями. – Знаешь, со своей стороны я вижу лишь одного потенциального недоброжелателя. Думаю, у тебя список повнушительней выйдет.
- Ты офицера Симпсона имеешь в виду? – прищурился Горацио.
- Его самого. Считаю это маловероятным, - пожала плечами Кристина, - но больше мне вообще никто в голову не приходит.
- Он появлялся после того случая?
- Да, разумеется, - кивнула она. – Я его, правда, больше не видела. Но ты же слышал его слова? И не мне тебе объяснять, как искажена бывает логика у людей.
***
Два месяца назад.
Желтый школьный автобус ехал медленно, заблаговременно останавливаясь на каждом светофоре, стоило тому лишь мигнуть.
«Как катафалк тащится», - злился Майк.
Когда он ехал в школу-интернат в прошлый раз, автобус тащился так же, но тогда настроение у Майка, видно, было соответствующее. Тогда прошло меньше месяца после смерти мамы, и ему казалось, даже яркое солнце Майами никогда не разгонит этой черноты траура, царящей в доме. А отец поседел. Всю ночь просидел рядом с мамой в церкви перед похоронами, и утром оказалось, что он совсем седой. Может, мама тоже поседела за последние месяцы, но этого никто не узнал – из-за химиотерапии у нее волосы выпали. Все.
Майк не любил вспоминать последние месяцы маминой жизни. Как-то все было неестественно и нервозно: натянутые улыбки родителей, подозрительно блестящие глаза, слишком крепкие объятия. Да и вид у мамы был, как у скелета из ужастика. Майк сдуру сболтнул это отцу, так тот снял ремень и отходил почем зря по мягкому месту. Ну если она так выглядит?
Мама постоянно говорила, что все скоро наладится, все будет как раньше. И Майк, наивный, верил. Зря верил, как выяснилось. Мама лежала на кладбище, отец ходил седой и молчаливый, Майка отдали в школу-интернат.
За четыре месяца он привык, обзавелся новыми друзьями, да и по дому соскучился, вот только… Рождество же, праздник! А ощущение было такое, будто он снова приехал на похороны. В результате Майку уже на следующий день захотелось вернуться в школу.
А теперь вот, когда минули тоскливые две недели, этот чертов автобус ползет как катафалк! Прямо хочется дать пинка.
Автобус наконец тронулся на очередном светофоре, а потом уши заложило от визга и грохота и отчаянного автомобильного гудка. Скрип тормозов, скрежет железа и вопли смешались в сплошной комок с искореженным остовом автобуса.
Майк на какое-то время перестал понимать, где верх и где низ, и почему так темно и трудно дышать.
Потом встал на ноги. Захрустело битое стекло.
Куда идти, где выход?
Вокруг ворочались и стонали другие дети, кто-то надрывно плакал чуть впереди.
***
В приемном покое «скорой» Майк послушно сел в стороне.
- Везунчик, ни царапинки! – восхищенно сказал доставший его из автобуса мужчина.
Но в больницу вместе с остальными отвезли все равно. Майк чувствовал себя странно уставшим. Вся эта суматоха, крики…
Он свернулся калачиком на пластмассовом кресле, закрыл глаза, но тут вдруг в лицо пахнуло теплым ветром и еще чем-то, знакомым, практически родным.
- Мама, - прошептал Майк, открывая глаза. – Мама!
Он вскочил и бросился ей на шею, утыкаясь лицом в ее длинные волосы, засмеялся от счастья…
- Мам, тебя вылечили?
Женщина кивнула, ласково улыбаясь, погладила сына по голове.
- И теперь мы пойдем домой, и все будет как раньше?!
Женщина снова кивнула, и они пошли по коридору к выходу. Коридор почему-то был очень-очень светлым и из него куда-то все исчезли, но Майка это не волновало. Главное, мама выздоровела, и они теперь идут домой, где все-все будет как раньше. А он-то не верил, глупый…
***
В больнице, куда доставили основную массу пострадавших, был аврал. Горацио знал, что так и будет, поэтому не удивился, когда телефон Кристины не ответил и через час, и через два. Едва услышав про аварию, он первым делом позвонил домой и спросил Саманту, сможет ли она поработать сверхурочно. Девушка заверила его, что посидит с Джошуа столько, сколько надо, и Горацио поехал на вызов.
Сейчас место аварии было оцеплено, там работали все криминалисты, кого только смогли вызвать, сам лейтенант уже успел поругаться с представителями транспортного отдела, которые хотели сократить периметр места преступления до одной полосы, чтобы не перекрывать перекресток полностью. Звонок мэра решил этот спор в пользу лейтенанта, но мэр потребовал отчета о пострадавших, и Горацио отправился в больницу.
Плакали и кричали пострадавшие дети, плакали и кричали осиротевшие матери.
Мужской голос среди множества женских и детских сразу привлек внимание Горацио.
- Я посмотрю, что вы скажете, когда потеряете своего единственного сына! Запомните мои слова! Я это так не оставлю!!! Вы за это заплатите!!!
Горацио не успел вмешаться – прокричавшись, мужчина в форме патрульного офицера развернулся и вышел, а пока он пробирался среди установленных прямо в коридоре коек и бегающего медперсонала – за спиной Кристины захлопнулась дверь служебной лестницы.
***
- Я буду через минуту, - глухо сказала Кристина, не поднимая головы, услышав звук открывающейся двери.
Она сидела прямо на ступеньках, обняв колени и уткнувшись в них лбом. Горацио сел рядом, обнял, растирая плечи и спину.
- А, это ты, - вскинувшись, выдохнула Кристина, приваливаясь к нему боком. – Дай мне закурить.
- Ты не куришь, - сказал Горацио, крепче прижимая ее к себе.
- Все хирурги курят.
- А ты не куришь.
- А я начну.
- У меня все равно нет сигарет.
- Сходи стрельни.
- И зажигалки тоже нет.
- Попроси.
- Сейчас схожу.
А сам уткнулся лицом в волосы жены.
- Ты никуда не идешь, - сказала Кристина.
А сама крепче сжала руки, обнимающие мужа.
- А зачем мне куда-то идти? – рассеянно переспросил Горацио.
- Чтобы принести любимой жене покурить, - с сарказмом напомнила Кристина.
- Моя жена не курит.
- Какой ты вредный!
- Я не вредный, я справедливый.
- Да, я знаю.
Они помолчали, сидя рядом на ступеньках и обнимаясь.
- Мне надо идти, - размыкая объятие, сказала Кристина. Легонько коснулась щеки мужа губами, поднялась.
- Расскажешь, что это было? – кивая в сторону выхода, спросил Горацио.
- Это… - Кристина тяжело вздохнула. – Офицер Симпсон. Его сын в числе погибших. Мальчик умер уже здесь, в больнице, отец нашел его в приемной, сестры думали, что мальчик спит, и не трогали. Синдром «говори и умри», я полагаю. На нем не было ни царапинки, но мозг… Во время аварии мозг получил необратимые повреждения. Я много раз видела такое. Всегда очень сложно поверить: минуту назад человек выглядел совершенно здоровым, а сейчас мертв. Реанимация бесполезна. Отец решил, мы не оказали ему необходимой помощи. Все утрясется, - пожала плечами она. – Не бери в голову. Я просто… Немного устала.
Горацио кивнул. Такое количество пострадавших детей, причем не всем можно помочь. Серьезная встряска для нервов.
- Что ж, - он еще раз внимательно взглянул на жену, удостоверяясь, что она успокоилась. – Мне нужны данные по пострадавшим, у кого я их могу получить?
- Идем, я тебя провожу, - кивнула Кристина.
***
Больше об этом случае они никогда не упоминали, но слова разъяренного отца погибшего ребенка хорошо запомнились Горацио. Да, в состоянии аффекта, в припадке горя, - но этот человек угрожал его семье. Такого Горацио не забывал.
@темы: CSI:Miami, творчество, "Кристина", "Большой брат", фанфики, Горацио Кейн