Хороший автор - мертвый автор

Поймала себя на том, что особенно сложно мне творить после удач. Когда клип или текст получились неудачными, переживаешь разочарование - и в бой, потому что тебя подталкивает внутреннее ощущение "я могу лучше". А вот если вещь вышла удачной... Делать следующую просто страшно. Как будто бессознательно считаешь каждую вещь последней, по которой будут судить о тебе в целом, в крайнем случае скажут что-то вроде "она когда-то была хорошим автором, написала пару классных вещей, но потом..." и пожмут плечами.

@темы: размышлизмы, творчество

---

Байки про Ницше и "вечные странники" (©пертое)

Однажды Ницше заглянул в бездну и увидел, что бездна смотрит на него. Ницше испугался и побежал домой.
- Мама! – заплакал он, уткнувшись в мамин передник. - Тот, Кто Сидит в Бездне, глядит на меня! Я больше никогда туда не пойду!
Но мама погладила его по голове и сказала:
- А ты улыбнись Тому, Кто Сидит в Бездне, и он улыбнется тебе в ответ.
- Ну уж нет, - сказал Ницше, - если оно мне еще и улыбнется, я точно свихнусь. Я лучше книгу про него напишу.


- Вы, стало быть, представляете, что Бог умер? – спросил Фрейд у лежащего на кушетке Ницше и стряхнул пепел с гигантской сигары.
- Э... ну да, - сказал Ницше, нервно следя за сигарой Фрейда.
- Так, довольно необычный случай Эдипова комплекса, - многозначительно записал в блокнотик Фрейд, - Бог в вашем сознании замещает собой отца...
- Иногда Бог – это просто Бог! – вспылил Ницше.
Фрейд улыбнулся и снова что-то отметил в блокнотике.


Камень Сизифа скатился в Лету, пеплом укрыт Гефсиманский сад.
Дай же мне руку, пойдем по свету, чтоб никогда не прийти назад.
Осень открыла на нас охоту, рыжие гончие взяли след.
Только бессмертные – беззаботны, только безумцы найдут ответ
на неразгаданный квест Эдипа, и, поравнявшись с тобой и мной,
мчит тонконогая Эвридика, к свету, из плена, домой, домой.
Там, где ступала нога Орфея, нынче дрожит на ветру ковыль.
К морю плывут косяки Офелий, не разобравшись, где сон, где быль,
Гамлеты ждут ядовитых лезвий, Лаэрты точат в углу ножи,
я замираю у края бездны и понимаю, что мы во ржи.
Дай же мне руку, сегодня ветер, нужно смотреть непременно вниз,
чтобы никто на всем белом свете не закричал нам «остановись».
Что-то глядит на тебя оттуда? А, это Тот, Кто Сидит В Пруду.
Дай же мне руку. Я здесь побуду. Я не уйду, не уйду, уйду.
Вот он, последний виток дороги, и, замыкая почетный круг,
вечные странники, злые боги, даже в прыжке не разнимут рук.
Дай мне вцепиться в твое предплечье, чтобы забыть, как горчит беда.
Тот, кто сложил ледяное «вечность», проклят отныне и навсегда.

©перто тут

@темы: интересное

---

По просмотренному

Только что посмотрела серию СМ. "Шутка" Моргана сквикнула не по детски. Заставить напарника сорваться во время задания? just joke, really? А если бы Рид сорвался от очередного звонка в тот момент, когда убалтывал субъекта, ммм?
Зато сценка Хотча с Джеком - it's sooo sweeeeet Правда, я тут же вспомнила про готовящийся Хотч-центрик. Гады. Ну почему он не может поулыбаться "задаром", а?
Еще я разу подумала про НЙ, про совершенно шикарные сценки с Дэнни, распекающим подчиненную, с Маком, тихо улыбающимся этому, с посиделками в баре - кстати, у меня такая ностальгия разом по всем копским сериалам и фильмам с упоминанием Нью-Йорка от этой сценки случилась...
А у нас... Ых, у нас была серия про ураган, и все, что нам дали - это Горацио подошел и обнял женщину, у которой дочь убили. Он еще во время расследования сказал ее мужу, что лучшее, что тот может сделать - это пойти домой и побыть с женой, но мужик не внял, пришлось самому.
И вот... Да, у меня глаза завидущие, руки загребущие, и когда мне пытаются "дать" запрашиваемое, я нос ворочу, но, блииин... Ну почему Дэнни с Линдси поженили, дали им ребятенка и всякий милый семейный флафф, у Мака бывают вполне спокойные человеческие романы, а у нас... *вздыхает* у нас секретный агент, елки. И метмен. И "дружба" после любви.
Впрочем, лукавлю, да. Я прекрасно знаю, почему. Потому что НЙ с его прекрасными характерами и жизненными ситуациями, балансом криминалистики и обычной жизни плетется в хвосте рейтинга и был близок к закрытию. Никому не нужно, чтобы было "как в жизни", нам нужно только несбыточное, недостижимое, чтобы поахать - и продолжать сидеть на попе ровно, не задумываясь, почему твоя собственная жизнь такое уг и что стоило бы сделать, чтобы действительно жить. Конечно, куда проще сказать - это же кино! Там все не как в жизни

@темы: обоснуй, размышлизмы, CSI:NY, CSI:Miami, Criminal minds

---

О халявной славе и обязательствах

Всегда знала, что люди - забавные зверьки, но иногда наблюдения особенно радуют.
Как говорится, все люди в мире думают, что точно знают, как надо играть в футбол. Да и вообще, когда постоянно наблюдаешь со стороны, как человек выполняет какую-то работу, через некоторое время возникает ощущение, что ты знаешь ее лучше этого человека. И тут, представьте, этот человек по каким-то причинам перестает делать то, что он делал. Тогда ты весь в белом выходишь на сцену и - ха! делаешь не хуже. Цветы, крики "браво", аплодисменты....
Вот только... Есть у русского (а может, и не только у русского) человека такая черта: халяву могут и потребовать.
Я эту историю наблюдаю на рутрекере. Делала я, значит, сабы, делала... Потом случилась смена работы. И вот, когда народ стал особенно активно стучать ногами, другой человек - ха! и делает недостающие сабы. Ну, не без греха, но исстрадавшиеся от моей медлительности счастливы, готовы все простить добродею и на руках носить.
Новый сезон я не начала (я и прошлый не доделала, и не уверена, что буду - хотя не исключено, даже просто тренировки ради). Добрый человек делает первую серию, страждущие выдыхают, кивают, садятся поудобнее... Потом раздается сакраментальное "Ну, уже вторник, где серия?!". Добрый человек потерянно отвечает "ну, работа, понимаете ли..." Тишина в зале. Меня пробивает на нервный смех. Совсем не добрый причем. Потому что - легко сорвать дармовые лавры. Один раз. Но - и это страшная черта наших соплеменников - второго раза не будет, от тебя этого уже ждут, это теперь твоя работа. А перевести серию разок в удовольствие и переводить сериал планово, постоянно - две большие разницы и одна маленькая.
Кажется, именно поэтому я боюсь собственной способности к удачным решениям, воплощениям, догадкам и так далее. Инициатива наказуема - не спорю. Но, черт возьми, речь идет о том, что тебе же и воплощать догадку или решение. И - нет, я не боюсь ответственности. Я боюсь этого самого ожидания, что теперь я ВСЕГДА буду это делать. Что я "подписалась" на что-то, что теперь я "ответственна за тех, кого приручила" - даже если я сама ни сном ни духом об этом "приручении". И это, как я убеждаюсь, не паранойя - это так и есть. Во всяком случае, в нашем обществе.
 

@темы: размышлизмы, жизнь, или что-то вроде того

---

С днем рождения, автор.

Отнесла "Каро" на "Сказки" и получила отзыв: "концовка смазана, притянута за уши". Вспомнила "как же слита концовка" с конкурсных отзывов и подумала: надо же, не прошло и двадцати лет, как я стала слышать, что говорят мне читатели. Ведь говорится это не про текст. В приблизительном переводе это значит "автор, я не согласен, эта история должна заканчиваться не так".
Я пишу... лет с тринадцати. В семнадцать строгий умный дядя из литературного кружка сказал мне, что я совершенно бездарна. Я вернулась домой, уничтожила все написанное, каким-то чудом справилась с порывом уничтожить и автора этого написанного (поскольку в то время все это казалось мне неотъемлемой частью меня, и если авторитетный человек заявил, что все это недостойно существования, так тому и быть) - и перестала писать. С удовольствием участвовала в коллективном креативе, когда была вожатой в оздоровительном лагере, но внутри была твердо убеждена: сама по себе я ничего не стою.
В тридцать два я окунулась в мир интернета. Снова поучаствовала в коллективной забаве и неожиданно услышала "а неплохо, можешь еще?". Я возрадовалась. Это был способ обойти блок. Даже если я писала фик сама по себе, я участвовала в коллективной забаве. Долго сдерживаемое поперло из меня фонтаном. Тем болезненнее потом было разочарование, когда выяснилось, что коллектива (читай, фандома) нет, что каждый сам по себе. Я метнулась на дайри, я полезла в конкурсы: я должна была доказать тому строгому умному дяде из моего семнадцатилетия, что он неправ, что я таки чего-то стою - или прекратить свои бездарные графоманские потуги. Каждый текст я писала с ощущением: вот я его выложу - и все ахнут, и скажут, что это шедеврально, и наконец станет очевидно, что я - ого-го какой автор. А читатели молчали. На конкурсах я проваливалась и побеждала - почти без разницы в результате. Если я побеждала - говорила себе, что это был никчемный конкурс, на котором только и могла победить такая бездарность как я, если проваливалась - конкурс немедленно признавался серьезным, а текст - недоработанным или еще что-нибудь.
А сегодня... Вы знаете, мне пофиг, сочтете ли вы "Каро" написанным хорошо или плохо. Я могу лишь пожать плечами на высказывания типа "концовка слита". Впрочем, могу еще поинтересоваться, какую именно концовку представляют читатели, порассуждать про себя, почему именно такую, но... Я рассказала именно ту историю, какую хотела, именно с таким концом. Мне думается, концовка этой истории определяет характер Каро - так вот, она и была задумана именно такой.
Кажется, я из "автора, который пытается доказать, что он хороший автор" стала просто автором. Мне не важно, чего я стою. Я не продаюсь. Мне по-прежнему обидно, что читатели не хотят со мной разговаривать - мне до смерти хочется обсудить своих героев и их отношение к жизни. Но мне больше не нужно, чтобы мои тексты считали "хорошими".
Забавно, но лучший из моих текстов написан мной давным-давно. "Волшебный снимок". Меня просто дрожь пробирает в конце каждый раз от глубокомысленности заложенной идеи и от полноты ее выражения.
Еще теперь я знаю, почему не пишутся "Сто лет". Там кончилась идея. Какое-то время назад я рассказала все, что уже осознала и готова была рассказать, но жизнь моих героев движется дальше и наступила пора поговорить о том, что мной еще не прожито, не сформулировано, а вслепую человек всегда идет медленно.
Все вышесказанное, кстати, не означает, что я перестану ходить на конкурсы. Нет, это прикольно. Просто... Мои тексты обрели свою внутреннюю ценность для меня лично (ну, большая часть). Поэтому... С днем рождения меня-автора, однако!

@темы: размышлизмы, А это мысль!, творчество, личное, жизнь, или что-то вроде того

---

Каро Вейн

Название: Каро Вейн
Рейтинг: R
Жанр: экшн, ангст, драма
Размер: миди (10 195 слов)
Тип: гет
Описание: ориджинал написан на конкурс "Свобода слова" в дайри. Заявка:
И хочется, и колется, но все таки оставлю. Времена соответствующие. Девчонка, простолюдинка, обреченная на классическую судьбу классической бабы - кирхе-кюхен-киндер, - хочет славных баталий, завоеваний и вообще. Отсекает косу, влезает в штаны одного из многочисленных братьев и улепетывает в закат. Попадает (на откуп автору способ) к какому-нибудь герцогу-шмерцогу. А тот - распоследняя сука, мерзавец, злодей и вообще, мясо сырым жрет. Но-таки воин блестящий, наград нет разве что на спине. Далее по тексту мыши плакали и кололись, но хотели стать бравыми военными.
Одна огромная просьба - не надо строданий Виолы к Орсино. Пусть будут реки крови, горы трупов, пусть девочку мутит, а герцог по пьяни попытается свое оруженосца в углу и через перила. Ну, в том жедухе и весь сказ.
Хотеть: Рейтинг R, можно и NC, херт/комфорт, но главное, чтобы хэппи, мать его, энд (ака оба гг выжили)!
преувеличение+преувеличение=что-то вроде этого

+

=

Примечания: Времена получились неопределенные, мир более фэнтезийный, нежели исторический. По результатам отзывов на конкурсе немного дополнила вызвавшую недопонимание реплику.
Предупреждения: присутствуют неграфичные описания насилия, жестокости и смерти.

читать, продолжение в комментариях

– Моя принцесса!
Массивная фигура отца, уже распахнувшего руки для объятий, резво надвигалась на меня. Кажется, я заметила муху, попавшую в зону поражения его дыханием и упавшую замертво.
– Осторожнее, папа, ты помнешь мне платье, – капризно сказала я, судорожно придумывая способ избежать отцовских объятий на случай, если этот аргумент не сработает.
На мое счастье, он оказался не настолько пьян. К тому же – разве можно портить вид товара в самый разгар торгов?
Да-да, я не особенно обольщалась заверениями в любви: отец собирался дорого продать свою единственную дочь, самую младшую из десятка детей. Мои старшие братья, подрастая, заменяли матросов на его корабле, и к этому дню отец уже дважды уходил в плавание с командой, почти целиком состоящей из собственных сыновей.
Не скажу, что я им завидовала, но уготованная мне участь радовала куда меньше. По грандиозному плану отца меня должны были выдать замуж за успешного торговца, тот должен был стать партнером в делах – и произвести на свет новую корабельную команду. При моем непосредственном участии, разумеется. Последнее пугало больше всего, ведь у меня перед глазами был живой пример. Когда-то, на заре бурной юности, отец привез в свой дом красавицу-цыганку, которая и стала нашей матерью. Одна из старых нянек любила расписывать неземную хозяйкину красоту по молодости, непременно упоминая тонкий гибкий стан. Сейчас в это верилось с трудом, глядя на бочкообразную фигуру, редкие волосы, толстые пальцы и заплывшие глаза.
– Веро-о-оника, разрешите пригласить вас на та-а-анец, – отчаянно грассируя и растягивая ударные буквы, отчего мое имя сразу приобрело иноземное звучание, заявил торчащий за отцовской тушей сморчок.
Я смерила это убожество презрительным взглядом. Утешает только одно: мне отсюда слышны причитания матери по поводу моей молодости, а это значит, что никто из претендентов ей не приглянулся, и отцу не светит поддержка в попытке сосватать мне одну из этих жалких пародий на мужчину.
– Ах, милостивый государь, – картинно прижимая пальцы к виску, проговорила я. – У меня разболелась голова от заморских благовоний. Надеюсь, вы меня простите.
С этими словами я развернулась и поспешно ретировалась на балкон. Глоток свежего воздуха мне действительно не помешает, хотя насчет головной боли я соврала, просто чтобы досадить отцу: он терпеть не может, когда кто-то неодобрительно отзывается о его очередном приобретении.
Мое внимание привлекла суета возле конюшни: кажется, там появился новый постоялец. Сразу вспотели ладони и заколотилось сердце в предвкушении: неужели?! Я еще лет с девяти просила на каждый день рождения одно и то же: собственного коня. Подобрав юбки, я стремглав полетела во двор, притормаживая лишь на поворотах и дробно отстукивая каблуками по бесконечным лестницам и переходам. Наконец, я вылетела на задний двор, как раз подоспев к тому моменту, когда мой подарок вывели из конюшни.
Черт подери, ну почему я не придала значения тому, что отец никогда не обещал мне коня – только «лошадку»?! Это оно и было. Лошадка. Среднего роста – явно помесь с пони, тонконогая, серая в яблоках лошадка. Уже оседланная. Завидев дамское седло и конюхов, готовых меня подсадить – разумеется, дабы провести лошадку по кругу под уздцы! – я издала что-то среднее между шипением и рыком и кинулась обратно, к себе в комнаты.
Часа через два я окончательно убедила свою верную наперсницу Катрину в том, что моя жизнь кончена, попутно изведя целую гору салфеток. Успокоившись, я велела ей передать господам, что к гостям сегодня больше не выйду и вообще почивать изволю. Катрина согласно кивнула, глядя на мою зареванную физиономию, и стала помогать мне разоблачаться. Идиотские эти платья – разумеется, заморские, – которые позволяли сделать из меня вполне оформившуюся девицу, было непросто надеть, а еще сложнее – снять, не разорвав к чертям. Но Катрина имела немалый опыт борьбы с такими вещичками (отец начал открыто выставлять меня на продажу еще года три назад, едва мне сровнялось двенадцать), так что через некоторое время мы обе вздохнули с облегчением: я – накинув тонкую ночную сорочку, а Катрина – убедившись, что платье осталось целехонько. Осталось стереть с лица заморские же краски и безжалостно разодрать гребнем намертво слипшиеся от специального состава локоны.
Вскоре я блаженно вытянулась на постели, кинув последний затуманенный взгляд на небольшой портрет на прикроватном столике. Мама, мама, если б ты только знала, какие мысли кружат мне голову при каждом взгляде на этот портрет, он давно сгорел бы в камине, а у тебя был бы отличный повод для причитаний, на несколько лет хватило бы.
Дело в том, что при взгляде на изображенного там рыцаря в алом плаще мне представлялись отнюдь не прогулки под парусом по морю и не поцелуи в увитой розами беседке под заливистое соловьиное стакатто. Мечты мои были наполнены лязгом мечей и лошадиным ржанием, победными криками и мольбами о пощаде. В герцоге Ормском меня привлекал отнюдь не хищный взгляд пронзительных светлых глаз, не чеканный профиль и не черное пламя волос. Слава лучшего воина – вот что звучало слаще всего для моих ушей. Сама же я вовсе не собиралась ждать своего героя из очередного похода – нет, я видела себя с ним рядом, в самой гуще сражения. Вот мы – спина к спине среди полчищ врагов, и не знает пощады окровавленный меч, разя налево и направо… Вот мы – бок о бок въезжаем в город: сверкают доспехи, и вьются стяги, и надрываются трубы, приветствуя победителей… Иногда, правда, предательское марево полусна подбрасывало картинку, более приличествующую девичьим грезам: мы несемся во весь опор, спасаясь от погони, я придерживаю коня, заслоняя своего героя от стрелы – и падаю прямо в его объятия почти бездыханной, моля лишь о прощальном поцелуе…
Отец рассказывал, что в далеких краях встречаются девы-воительницы, которые совершают великие ратные подвиги и пользуются неменьшим почетом, чем воины-мужчины. Как бы мне хотелось родиться там, где мое призвание не является чем-то из ряда вон выходящим для женщины!
– …так что будем считать это свадебным подарком.
На улице пьяно захихикали, а я резко села в кровати. Что?!
Осторожно выглянув в окно, я обнаружила несколько полных возов, возле которых толклись мой отец и еще несколько гостей.
– А несравненная Вероника согласна? – раскатистая «эр» и ударение на второй слог в моем имени помогли опознать давешнего сморчка.
– А куда она денется? – снова расхохотался отец.
Взгляд сморчка устремился вверх, к моим окнам, я отшатнулась, хотя была уверена, что с освещенного двора не разглядеть даже силуэта в темном окне, и сползла по стенке. Меня продали? За три воза барахла?
Истерика остановилась на подступах, убоявшись поднимающегося штормовой волной гнева. Стиснув кулаки, я бросилась к зеркалу. Проникающего со двора света было явно недостаточно, но меня это не остановило. Ножницы щелкали без остановки до тех пор, пока на моей голове не осталось ни единой пряди длиннее мизинца. Даже в темноте было ясно, что аккуратной мою стрижку назвать нельзя, но сейчас мне было плевать. Распахнув гардероб, я остановилась в замешательстве. Штаны для верховой езды мне так и не купили, несмотря на все обещания.
Уже подбежав к двери, я остановилась, затем вернулась, быстро выгребла несколько попавших под руку тряпок, свернула их валиком, обернула чистой ночной рубашкой, сунула под одеяло, а сверху присыпала обрезанными прядями. Оглядела результат. Ну, ничего, пару часов форы это мне даст, пока Катрина не подойдет поближе, чтобы поинтересоваться, чего это я так разоспалась.

***

Рассвет я встретила в дороге. Старая одежда одного из братьев после долгого лежания в кладовой выглядела неважно, зато штаны с меня не падали даже без ремня, обувь я вообще нашла почти новую: нога у братьев росла быстро, и детские сапожки одного из них пришлись мне совсем впору. От дома меня отделяло вполне приличное расстояние, но на привал я не решалась. Было здорово похоже, что после безумной ночной скачки мне будет трудно снова сесть на лошадь и держать темп без полноценного отдыха – так я себе все отбила. Хорошо еще, что наш конюх, так же влюбленный в лошадей, как и я, частенько потакал моим неприличным для девицы склонностям, и я давно умела ездить верхом – и в седле, и без него. Ну не дамское же седло мне было брать! Взять одного из отцовских коней я не решилась – не хотелось прослыть воровкой на прощание, – а на мою маломерку подходящего седла не нашлось. По той же причине я была практически без денег – у меня их сроду не водилось, а из отцовского сундука больше горсти монет я взять не посмела.
Спешившись возле преградившей мне путь реки, я умылась, заодно убедившись, что превращение удалось. С водной глади на меня настороженно взирал растрепанный чернявый мальчишка с округлым личиком, чуть задранным кверху носом и огромными темными глазищами. Вечная досада моей матери – едва намеченная двумя холмиками грудь – теперь стала моим преимуществом: просторная рубаха и плотная, колом стоящая жилетка не оставили от нее и следа. Длина рубахи позволяла к тому же скрыть отсутствие мужских причиндалов. Немного беспокоило то, что на вид получившемуся мальчишке едва исполнилось двенадцать, но с этим я ничего поделать не могла.
Мне предстояла первая встреча с людьми. Всю ночь я ехала по берегу, но переправляться вплавь через три впадающие в море реки, которые лежали у меня на пути, не входило в мои планы. Следовало подняться вверх по течению и найти мост. А на мосту, ясное дело, стоит стража.
Почему именно три реки? Все просто: я ехала не наобум, улепетывая куда глаза глядят от нежеланного замужества. Мой путь лежал в замок Орм. Насколько я знала, каждый год там собирали желающих обучаться ратному делу. Хочешь стать лучшей – учиться нужно у лучших.
Кто-то мог бы удивиться – еще вчера я и думать ни о чем таком не думала, а теперь в моей голове был целый план, словно я посвятила тщательной проработке побега несколько последних лет. Но вот такой у меня характер. Катрина обычно едва скрывала недовольство моей «резкостью на поворотах», как она это называла. А мне через секунду после принятия решения уже казалось, что я давно так считаю и успела все продумать.

***

Стражники на мосту не обратили на меня особого внимания, лишь отпустили несколько сальных шуточек по поводу походки. Посмотрела бы я на них после ночи бешеного галопа на неоседланной лошади! С другой стороны, оно и к лучшему – женственной такую походочку никто не назовет.
К ночи мой тощий кошелек полегчал вдвое, зато от дома меня отделяло весьма и весьма приличное расстояние и уже две реки, вычищенная лошадка хрупала заслуженный овес, а я растянулась на жестком лежаке, задумчиво разглядывая улицу сквозь чердачное окно постоялого двора. Словно олицетворение мешающего мне заснуть выбора, поскрипывали, покачиваясь в порывах ветра, две вывески: кожевенной и оружейной лавки. Седло или меч? Меч или седло? От замка Орм меня отделяло еще минимум два полных дня пути, и мне совсем не улыбалось растягивать это время или войти в замок враскорячку и постанывая. Но какая из меня воительница без меча? А на то и на другое денег точно не хватит.
Повернувшись на другой бок и еле удержавшись от стона, я решила, что меч вполне подождет.

***

Замок Орм предстал передо мной под вечер, вспоров горизонт своими шпилями и заставив небо истекать кровавой дымкой заката. Обомшелые снизу стены словно вырастали из скалы, почти не отличаясь от нее цветом, лишь более мелкий узор каменной кладки подсказывал, где заканчивается творение природы и начинается творение рук человеческих. Восхищение грозной красотой замка усиливалось благоговением перед благородством и щедростью герцога Ормского: оказывается, всем едущим в замок ночлег и ужин на постоялом дворе предоставлялся бесплатно. Это было более чем своевременно, мой кошель был практически пуст, и я уже с некоторым ужасом предвкушала, как буду взбираться по крутой горной дороге в темноте, каждый миг рискуя свалиться вниз, и ночевку под стенами замка. Оставшихся монет должно было хватить на то, чтобы заплатить пошлину на мосту, – и только. Но на мосту денег с меня не взяли.
– С самоубийц денег не берем, – грубо хохотнул стражник. – Несчастье приносят.
– Хватит чушь молоть, – цыкнул на него начальник караула. – Его сиятельство платит за всех, кто едет наниматься на службу, – пояснил он мне. – Ужин и ночлег в «Упрямом пони» тоже за счет казны.
– А не маловат парнишка-то? – с сомнением спросил третий.
Пришлось сделать каменное лицо и двинуть лошадь прямо на усомнившегося. Тот поспешно отскочил с дороги.
– Ну-ну, – хмыкнул старший. – Побереги запал, Каро.
Я постаралась ничем не показать, насколько мне непривычно это имя. Выдумывать его пришлось на ходу, когда стража на первом мосту велела назваться, кто и куда еду. По счастью, одной из любимых игр у нас с братьями было составление анаграмм. Вот и тогда, с секундной запинкой, я выпалила: Каро Вейн.

***

Близость замка оказалась обманчивой. Во всяком случае, проснулась я еще на рассвете, а у замковых ворот оказалась лишь тогда, когда солнце стояло почти в зените. Подниматься в гору с непривычки было сложно. Лошадь подо мной тяжело поводила боками и одуряюще пахла потом.
Кинув взгляд вниз и убедившись, что городок в долине стал размером с мою ладонь, я присвистнула, прикинув истинные размеры замка. На такой территории можно вольготно содержать парочку мифических зверюг – драконов. Или личную армию.
Ворота были открыты, подвесной мост опущен, так что я беспрепятственно въехала в замок, все еще поражаясь размерам. Черт возьми, да кто его строил, великаны?
Человек, горой возвышающийся над морем мальчишек, казался живым подтверждением этого дикого предположения. Отец рассказывал, в северных лесах водится такой зверь – ведьмедь. Встав на задние лапы, он оказывается выше охотника, и тому, кого он «обнимет», не поздоровится, клыки и когти у зверя что надо.
Вглядевшись в лицо, я мысленно усмехнулась. Да, вот уж неожиданность! Обычно на портретах героев приукрашивают, но тут художник явно пошел навстречу вкусам тех женщин, кому по нутру изнеженные женоподобные красавчики. На деле герцог Ормский оказался куда массивнее и грубее, но ошибиться было невозможно: профиль и прищур пронзительно-светлых глаз были неповторимы.
Едва я соскользнула с лошади, «ведьмедь» глянул на солнце, затем обернулся в мою сторону и проревел:
– Закрывай!
Загрохотали цепи, наматываясь на барабан, подъемный мост захлопнулся гигантской челюстью, лег в пазы на воротах неподъемный брус. Кто-то побледнел, кто-то покраснел, кто-то тихо прошептал: «Мама». Я вздернула подбородок, сжимая губы, и решительно заняла свое место в шеренге, стараясь не обращать внимания на то, что среди парней выгляжу такой же маломеркой, как моя лошадка в табуне племенных жеребцов. Ничего, мы еще посмотрим, кто круче.
Тут я заметила, что все мальчишки вооружены, но не мечами, а крепкими палками. Поспешно оглядевшись, я шагнула к ближайшей пирамиде и совсем уже собиралась схватить первую попавшуюся палку, но остановилась. За мной наблюдали. Под пристальным взглядом «ведьмедя» я вспотела не хуже своей лошадки. Черт возьми, как выбирают себе оружие? Один из братьев, помнится, рассказывал что-то восторженное о невероятных ощущениях, возникающих в момент, когда в ладонь ложится рукоять подходящего именно тебе меча. Я осторожно потрогала несколько палок. Да ну, ерунда какая! Никаких ощущений у меня нет, а оружие просто должно быть грозным. В промелькнувшей на миг перед глазами картине великолепная воительница с тихим шелестом вытянула из ножен устрашающий двуручный меч и вознесла его над головой. Я быстро взяла самую длинную и крепкую палку и вернулась в строй.
«Ведьмедь» еще раз прошелся по свободному пространству, оглядывая две маленькие армии, застывшие друг напротив друга. Мальчишки были собраны и напряжены, словно в ожидании сигнала. Казалось, все кругом знают, что сейчас должно произойти. А меня ввести в курс дела?!
– Видишь синий стяг? – сквозь зубы сказал один из мальчишек, стоявших рядом со мной.
Я с удвоенной силой завертела головой и, наконец, заметила: на стене, за спинами замершей напротив толпы, был закреплен кусок синей материи.
– Мы нападаем, они защищают?
Мне показалось, что я все поняла, и мне стало жутковато. Палка – не меч, конечно, но…
– Нет, – качнул головой другой мальчишка. – Они тоже нападают. Обернись.
Оказалось, за нашими спинами, на противоположной стене двора закреплен другой стяг, зеленый.
Прежде чем я открыла рот спросить, кто командует и каков план, «ведьмедь» величаво поднялся на балкон и оттуда коротко протрубил сигнал атаки. Не успел он опустить рог, как две сотни мальчишек, до того настороженно рассматривавших друг друга, рванулись вперед. Никакой рев сотен глоток могучих врагов не сравнился бы леденящим душу чувством с этой молчаливой атакой.
По инерции я сделала несколько неуверенных шагов вслед за остальными. А в следующий миг тому мальчишке, который объяснил мне про стяг, бешеным ударом разбили голову. Я вздрогнула и запнулась, когда несколько мутных теплых капель попали мне на лицо, а по темным волосам упавшего мальчишки потекла отвратительного вида кашица. Я согнулась пополам, и это меня спасло: удар другого атакующего пришелся вскользь по спине, заставив упасть на колени. Меня вырвало.
Выбранное «грозное оружие» оказалось неподъемно тяжелым, да еще и зацепилось за что-то… Только понимание, что вот так все и закончится, похоронив минутной слабостью все мои мечты, заставило меня разогнуться – для того, чтобы встретить новый удар прямо лбом! Перед глазами заплясали цветные искры, я упала и откатилась в сторону, поползла, но вскоре остановилась. Победные крики с обеих сторон подсказывали, что схватка закончена, и я – в числе проигравших. Вокруг возились, постанывая, остальные неудачники.
– Этот? – сильная рука выудила меня, словно клецку из супа, ухватив за шиворот и вздернув в стоячее положение.
Сначала я решила, что от удара по лбу у меня двоится в глазах: рядом с «ведьмедем», легко удерживающем меня практически на весу, стоял второй человек. Он мог бы показаться тенью, отброшенной могучим телом, – более худой, легкий и подвижный, но с таким же характерным профилем и прищуром – если бы не почтительность, с которой взирал на него «ведьмедь».
– Мал он совсем, Ксандр, – рыкнул «ведьмедь».
– Легче прятаться, – продолжая изучающе меня рассматривать, негромко проговорил второй. – Зато переучивать совсем не надо. Как звать? – это уже мне.
– Кар… Кхе-кхе, – с первой попытки выговорить имя не удалось, ворот слишком сильно давил на горло, но «ведьмедь» тут же ослабил хватку, позволив твердо встать на ноги. – Каро.
– Тебе будет оказана большая честь, – надменно бросил Ксандр. Окинул меня взглядом еще раз. – Пусть мальчишку приведут в порядок.
– Игор, Эрна! – загрохотал «ведьмедь». Практически впихнул меня в руки двум мгновенно явившимся на зов слугам. – Знакомьтесь. Этот вороненок – новый оруженосец его сиятельства герцога Ормского!
– Идем, – потянула меня за собой невысокая пухлощекая женщина.
Пока мы пересекали двор, она беспрестанно причитала, насколько я поняла, сожалея, что ей не дадут осмотреть проигравших, прежде чем выставить их за ворота. Я оглянулась. Ксандр Ормский на деле оказался все же не очень похож на свое изображение. Хотя, может, невзрачная одежда и черная вязаная шапочка наподобие тех, что носили матросы в плаваниях на север, делали его неузнаваемым. Я запнулась: ворота уже были открыты, проигравшие, поддерживая друг друга, потянулись к выходу, а герцог Ормский вместе с «ведьмедем» стояли над телом мальчишки с разбитой головой.
– Чьих рук дело? – спросил «ведьмедь». Спросил вроде негромко, но тренированный зычный голос разнесся по двору, заставив мгновенно смолкнуть все разговоры.
– Моих, – вперед выступил высокий мускулистый парень, поигрывая сорванным со стены зеленым стягом.
– Зачем? – тоже негромко спросил герцог.
– Ну, это ведь был враг, – пожал плечами парень.
– Понятно.
Герцог носком сапога поддел одну из валяющихся палок, ловко подкинул, перехватил, свистнул рассекаемый воздух… и палка оказалась зажата в кулаке «ведьмедя». До горла парня осталось всего ничего. Парень беззвучно открывал и закрывал рот, его штаны медленно темнели в паху, но вокруг не раздалось ни единого смешка.
– Пусть так, – кивнул герцог, выпуская палку. – Они теперь твои, Вольга. Решай сам.
– На твоем месте я поспешил бы оказаться за воротами до того, как их снова закроют, – намекнул кулем осевшему на землю парню Вольга, когда герцог удалился.
Тот последовал совету: сперва на четвереньках, затем на подгибающихся ногах.

***

Вечер не принес больше никаких неожиданностей. Новых обитателей замка обустроили, подлечили полученные в отборочной стычке раны, накормили и отправили спать. Я некоторое время ворочалась в отведенной мне каморке, думая о том, что мне повезло, и одновременно сгорая от стыда: я была выбрана как самый неумелый кандидат – сомнительное достоинство. Тем не менее, это был для меня единственный шанс остаться здесь, да и то, что меня поселили отдельно, оказалось на руку: не представляю, как бы я выкручивалась, оказавшись в общей спальне на два десятка парней, по которым расселили остальных.
Утром, еще до рассвета, меня разбудил Игор, плеснув в лицо ледяной водой. В ответ на мое возмущение – а я от неожиданности вспомнила все, что мог бы сказать бывалый моряк, застигнутый внезапным шквалом, – одобрительно крякнул и велел выметаться во двор так быстро, как только сумею.
– Какая задача у вас в бою? – спросил Вольга, останавливаясь перед нами.
– Убить как можно больше врагов, – сказал кто-то из первых рядов.
– Неверно, – рыкнул Вольга. – Ваша задача – не дать убить себя. Если для этого нужно убить – убей. Если можешь не убивать… Подумай о будущем. Поверженный враг может собраться с силами и попытаться отомстить. Но он уже ослаблен – он помнит поражение от твоей руки. За убитого врага будут мстить – и они будут сильнее тебя, их будет поддерживать память о павшем, их ненависть не позволит им остановиться – и ты должен будешь убить снова, и снова ждать мстителей.
Парень, перед которым остановился Вольга, казалось, готов провалиться сквозь землю.
– А теперь… – Вольга обвел взглядом мальчишек. – Видите стяг? – Он указал на самую высокую башню замка, странно поблескивающую на солнце. – Каждый из вас должен принести мне по прозрачному камню с той крыши. Первая десятка вернувшихся станет старшими групп, они наберут себе отряды по мере возвращения остальных. Вперед!
Плотная стайка мальчишек быстро рассыпалась на мелкие группки в лабиринтах и переходах замка. Каверз друг другу никто не устраивал, все больше надеялись на себя. К моему собственному удивлению, я вернулась даже не в числе последних: на саму башню пришлось лезть по стене, и это слегка уравняло шансы, добавив преимущества более легким и гибким.
Так началось наше обучение. «Великая честь» на поверку оказалась просто дополнительной кучей обязанностей, как интересных: например, меня особо натаскивали на парный бой, на незаметное пересечение местности и проникновение в замок, – так и довольно нудных: я должна была следить за доспехами и оружием господина, ухаживать за его конем, да еще и уметь развлечь самого господина и его гостей! Последнее было самым тяжким ввиду неприязни, которую я испытывала к герцогу в последнее время.
Помимо прочего, меня учили врачеванию. Занималась этим Эрна, но господин внес свой вклад весьма неожиданным и неприятным образом. Сначала он перебил лапу одной из собак и велел мне залечить. Даже не знаю, за чем было отвратительнее наблюдать: за равнодушием герцога к жалобному визгу пса или за преданностью, с которой выздоровевший пес лизал руки своего жестокого господина. Следующим «уроком» оказалась лошадь. Жеребая кобыла, которая пронзительно визжала и лягалась, не позволяя приблизиться к ней. Что-то пошло не так, жеребенок не появлялся на свет, хотя кобыла уже перебудила своими воплями весь замок. В суматохе мы не заметили появления его светлости. Его выпад был подобен броску змеи. Стремительный, неуловимый глазом высверк стали – и из распоротого брюха кобылы вывалились и жеребенок, и потроха. Меня замутило, но жесткая рука толкнула меня вперед так, что я упала на колени, чуть не ткнувшись лицом в этот смрад и кровь. «Лечи!»
Кое-что прояснилось после случайно подслушанного несколько дней спустя разговора. Вольга просто не умел говорить шепотом, а я к тому времени успела научиться при желании передвигаться практически бесшумно, так что, услышав такой занимательный разговор, немедля свернула в коридор, ведущий к комнатам герцога и затаилась в нише, превратившись в слух.
– Ксандр, ты уверен?
– В том, что он – бастард?
– В том, что он – хаск.
– Нет. Но это нужно проверить.
– И как ты собираешься это проверять? Изуродуешь всех собак и лошадей в округе? Да половину моих юнцов чуть не вывернуло от этого зрелища!..
– Каро – не просто воин из моей дружины, Вольга.
Что-то зазвенело – похоже, герцог ударил кулаком по столу, попал по подносу и опрокинул кубок.
– Этот мальчик будет рядом со мной, и я должен знать…
– Хаски натаскивают своих волчат с малолетства, – проворчал Вольга.
– А разве мы – нет? Ты хоть раз видел здесь мальчишку, настолько необученного и в то же время схватывающего все буквально на лету?
– Считаешь, он притворялся?
– Не знаю. Не знаю! Но большего вздора, чем история Каро, я не слышал! «Родился среди бродяг, родина цыгана – его кибитка». Читать и вести себя за столом его тоже бродяги научили? А ведьмедей он на ярмарке встречал?
– Ксандр… – Вольга шумно сопел. – Ты считаешь, Ирианна…
Звук удара и бешеный рык:
– Не смей припоминать мне эту суку!!! Вон!
Я сжалась в своем укрытии, когда Вольга протопал мимо меня, утирая лицо рукавом. Бастард… Я идиотка, а не бастард! Чего мне стоило есть руками или хотя бы с ножа, как все? Сделать вид, что я не понимаю ни слова в написанном Эрной рецепте? Не выпендриваться с рассказом про ведьмедей?

***

– Не зевай, Каро!
Вольга был недоволен. Скосив глаза, я обнаружила, что, увлекшись парированием свирепых ударов меча, забыла про мизерикорд, острие которого теперь было приставлено к моему животу там, где кончался нагрудник.
– Хочешь лежать с распоротым брюхом, как та лошадь?
Наставник опустил кинжал, воткнул меч в землю и сел на ступени. Мы занимались на небольшой площадке на крыше – отрабатывали бой в условиях ограниченного пространства.
– Знаешь, хаски обожают своих лошадей и собак, – глядя мимо меня, проговорил он. – Переживают за них, словно за людей.
– Не всем же быть бесчувственными сволочами, – чуть слышно буркнула я.
Вольга покачал головой, но я видела, что он едва сдержал улыбку.
– Присядь, вороненок.
Я стащила шлем и тяжело плюхнулась на ступени рядом с Вольгой. Занятия в настоящих доспехах давались мне нелегко. Оставалось только радоваться, что почти весь первый год мы не занимались с настоящим оружием и потому вместо доспехов обходились шлемами, нагрудниками и наручами из кости и кожи. Конечно, теперь моя выносливость не сравнилась бы с прежней: до городка в долине и обратно я сбегала бы за пару-тройку часов, – но в доспехах я пока потела, задыхалась и была такой же неповоротливой, как и в первый день обучения.
– Я хочу рассказать тебе об одном мальчике, – сказал Вольга. – Он родился в бедной семье, но рос крепким и сильным. Из-за этого начал работать совсем маленьким. Носил воду, колол дрова, пахал землю. И никогда не слышал за это ни единого доброго слова, все родные словно сторонились его. Мальчик вырос, но невесты ему не находилось – все боялись его стати и почему-то нрава, хотя он ничем таким не выделялся среди сверстников, не был ни жесток, ни завистлив. Однажды мальчик пришел к своей матери и спросил, почему все думают о нем дурно, хотя он ничего такого не сделал. И тогда мать объяснила ему, что он – бастард.
Я вздохнула. Ну да, ну да, помню. Я же не только хаск, но и бастард. Мог бы спросить прямо, а не рассказывать тут истории про всяких выдуманных мальчиков.
Вольга сдвинул брови, становясь особенно похожим на герцога – а меня вдруг осенило. Черт возьми, да он же про себя рассказывает! Я же еще в первый день их попутала! Выходит, Вольга – незаконнорожденный сын герцога? Ну, в смысле, старого герцога, отца Ксандра…
– Мать сказала мальчику, что его настоящий отец – негодяй, каких свет не видывал, – продолжил Вольга. – Сказала, что тот взял ее силой, сославшись на старый закон «первой ночи». Сказала… Много всего. А главное – что теперь, когда мальчик вырос, а тайна открылась, родители не желают видеть ублюдка в своем доме. И он ушел. Нанялся на службу. Через несколько лет мальчик стал одним из самых грозных воинов, каких только видел свет. И тогда он вызвал на поединок своего младшего брата…
Вольга умолк, видно, припоминая, а я подумала, что хотела бы видеть тот бой! Я в равной мере восхищалась мастерством обоих наставников и, сколь ни пыталась, не могла припомнить случая, который позволил бы сделать вывод о том, кто же из них искуснее. Массивный Вольга был сильнее, Ксандр – гибче и быстрее. Хитрости и отваги не занимать было обоим.
– И кто победил? – с интересом спросила я. Казалось бы, ответ очевиден – ведь Ксандр был жив, но в сказочки о его благородстве я давно не верила, так что в случае его победы Вольга был бы мертв.
– Он, – Вольга глянул мне прямо в глаза. – Приставил кинжал к горлу. – Он потер отметину, заставив меня поежиться: ничего себе «приставил»! – И спросил, что заставляет меня так его ненавидеть. Я не ответил. Он начал давить на кинжал, погружая его в мое горло. Тогда я сказал, что его отец отнял у меня любовь матери, а он сам – любовь отца, и его смерть была бы отличной местью обоим.
– И после этого он оставил тебя в живых? – недоверчиво уточнила я.
Вольга криво усмехнулся.
– Как видишь. Ксандр пошел к отцу и потребовал у него ответа. А тот… Рассказал, как моя мать сама пришла в замок, желая стать герцогиней. Герцог тогда был молод и не отказался от красавицы-простолюдинки, но, разумеется, в жены брать ее не торопился. Затем девушка понесла от него, а он по-прежнему не гнал ее, но и не привечал. И тогда она ушла, никому ничего не сказав.
– И ты поверил в это? – фыркнула я.
– Пришлось, – Вольга легко поднялся. – Рассказ подтвердили слуги, а отец и брат предложили мне кров, содержание и занятие по душе…
– И какой же в этом урок? – напрямую спросила я.
– Не всегда стоит слепо верить словам обиженной женщины, вороненок.
Меч прошелестел над моей головой, вспарывая воздух, и следующий час я не могла думать ни о чем кроме ударов, блоков и перемещений. Но вечером я, напротив, уже не могла не думать о рассказе Вольги, глядя на восседающего во главе стола герцога. Хаски были странными, дикими, но гордыми. Представить себе женщину, которая стала бы предлагать себя вот такому… К горлу подкатил комок омерзения. С другой стороны… Вот он – воин, который являлся мне во снах. Настоящий мужчина, могучий, неутомимый, отважный. От него резко пахнет потом, он жрет мясо с ножа, громко ржет над скользкими шуточками сотрапезников и тискает служанок в коридорах. Вспомнилось протяжное: «Веро-о-оника, разрешите пригласить вас на та-а-анец». Заморский купец, мой несостоявшийся муж, был изыскан за столом, умел говорить комплименты, изящно одеваться и кланяться… Чего ж я тогда сбежала?

***

Вжих!.. Приседаю, пропуская меч над головой. Лязгают столкнувшиеся кинжалы. Разворот – от погнувшегося наруча, подставленного под рубящий удар, летят искры. Отступить. Колющий удар в горло – отбиваю вверх. Мой кинжал устремляется к бедру выставленной вперед ноги – заметил, снова лязг железа о железо. Отступить, серия ударов: рубящий сверху, справа, колющий в руку – отмахивается – разворотом кинжал в открывшийся левый бок – ах, зараза, успел развернуться так, что кинжал вылетает у меня из рук, вместо ременных завязок и кольчуги встретив твердую поверхность нагрудника. Перехватываю меч двумя руками, ныряю вниз в глубоком выпаде – и чуть не напарываюсь горлом на кинжал. Герцог отдергивает его и придает мне ускорения оглушающим ударом сбоку, я тяжело падаю, пытаюсь перекатиться, но рядом с лицом в землю вонзается меч, а грудь придавливает к земле сапогом. На миг замираю – и резко дергаю поставленную мне на грудь ногу, лишая противника равновесия. Все еще ослепленная, не пытаюсь достать его мечом, а просто бросаюсь вперед, словно таран, всем телом, снося герцога с ног и пытаясь выхватить из его ослабшей руки кинжал.
Чувствую странные конвульсии тела под собой. Герцог смеется.
– Ты уже мертв, вороненок, – снисходительно говорит Вольга, стаскивая меня с поверженного противника.
– Он тоже, – огрызаюсь я.
Смеются оба.
– Четверть часа, а, Вольга? – довольно спрашивает герцог, поднимаясь с земли.
– Чуть меньше.
– Пойдет, – кивает герцог и уходит, бросив на прощание: – Так держать, Каро.
Я провожаю его ненавидящим взглядом, заметив который, сурово хмурит брови Вольга:
– Каро, что все-таки случилось?
Мотаю головой, стягивая с себя доспехи. Хоть на дворе и зима, после короткого боя мне жарко. Вольга недоверчиво смотрит на меня. Кажется, он что-то подозревает. Меня дополнительно обдает жаром от мысли, что Ксандр поделился подозрениями с братом. Хотя, прошло уже больше месяца, в течение которого Вольга периодически задает мне этот вопрос и не получает на него ответа, а герцог… Герцог ведет себя как ни в чем не бывало, словно того случая и не было.
Месяц назад… Месяц назад я относила в покои господина его одежду, нашими с Эрной совместными усилиями приведенную в божеский вид после очередного дня грандиозной попойки. Длилось это безобразие к тому времени дня четыре, не участвовавший в нем Вольга обмолвился как-то, что это не к добру. Мол, такой загул обычно герцог устраивает лишь в предчувствии грядущей битвы. Мы с Игором мрачно переглянулись – и продолжили скрести коней. Слухи о том, что хаски готовят набег, ходили уже давно, в замок стекались люди, причем не только сотни обученных ранее мальчишек, но и воины из других мест, а последняя сотня, набранная в этот год, дрожала в предвкушении настоящего сражения. Никто не сомневался, что, едва закончится весенняя распутица, хаски нападут.
Не знаю, то ли герцог истомился без спроваженной еще по осени пассии, то ли наскучил служанками, то ли просто перепился до чертей… Но, когда я возвращалась в свои комнаты, в одном из переходов рядом шарахнулась тень, липкая ладонь зажала мне рот, и через мгновение я оказалась в самом темном углу, перекинутой через перила животом. Сперва я решила, что кому-то вздумалось сбросить меня с лестницы, и вцепилась в перила, что было сил. Но ожидаемой подсечки и толчка не последовало, напавший продолжал зажимать мне рот, наваливаясь и обдавая тошнотворным запахом перегара, а другой рукой копошился у меня в штанах, поругиваясь сквозь зубы – у него не получалось что-то там найти. А потом меня затопило и почти парализовало волной отвращения: я поняла, что именно он ищет у меня в штанах – то самое, что больно упирается мне в задницу, и совершенно ошибочно принятое за рукоять кинжала. Напавший что-то неразборчиво промычал и, видимо, решив обойтись без моих причиндалов, парой рывков спустил свои и мои штаны и сильно толкнулся мне между ног. Боль, наконец, привела меня в чувство, и я сделала то, что давно следовало сделать: отцепилась от перил, крутанулась на месте – затрещала ткань рубахи, – подсекая насильнику ноги и одновременно нанося ребром ладони оглушающий удар чуть выше уха.
Даже притупленных возлияниями реакций герцога – а это был именно он – хватило на то, чтобы увернуться от удара по голове, но подсечка достигла цели, и теперь он сидел на полу, с открытым ртом пялясь на меня. Почему-то я сильно сомневалась в том, что на него произвели такое впечатление мои боевые навыки. И не зря: беглый взгляд вниз позволил удостовериться, что спущенные штаны и разодранный ворот рубахи выдали меня с головой. В последнее время, честно сказать, лишь то, что никто не сомневался в моем поле, позволяло мне оставаться неразоблаченной. Даже несмотря на тренировки, моя фигура становилась все более и более женской, приобретая плавный изгиб талии и бедер, а также совсем не мужскую грудь, которую и наблюдал сейчас мой господин во всей ее красе. Я поддернула штаны – и резко, без замаха, врезала ногой прямо по недоумевающей физиономии. Звук, с которым голова герцога соприкоснулась с полом, вернул мне способность соображать и заставил не на шутку перепугаться. Если я его убила…
Сердце билось. Первой мыслью было позвать Игора и Эрну: первого – чтобы помочь донести герцога до его комнат, вторую – чтобы осмотреть рану. Но тогда мне придется на некоторое время оставить раненого здесь, переодеться, потом изобразить, что я наткнулась на него случайно… А главное: в моей голове уже прочно сидело представление об обязанностях оруженосца. Это была моя работа – моя, и ничья больше. Мой господин ранен.
Тащить до комнат пришлось волоком, использовав вместо плаща один из гобеленов. Содрав плотную ткань со стены, я перекатила на нее бесчувственное тело, сдирая ногти, вцепилась в скрученный жгутом свободный край – и потащила. Слава всем богам, мне не пришлось преодолевать ни одной лестницы и никого не встретилось по дороге, поскольку разорванный ворот продолжал являть всем желающим поглазеть мою отнюдь немужественную сущность, а лестницу мне просто было бы не осилить: это я в полной мере прочувствовала, пытаясь взвалить герцога на кровать.
Переодевшись в одну из старых рубашек герцога, я уже спокойно умыла его лицо, промыла довольно глубокую рану на затылке, без колебаний пустила свою разорванную рубаху на бинты, затем стащила с господина сапоги, камзол, немного поколебавшись – штаны, и укрыла. Мощная грудь вздымалась ровным дыханием, а спокойное лицо могло показаться вполне красивым, если бы не жгущее губы слово «мразь», которым выражалось мое новое отношение к своему господину.
Занятия ли с Вольгой сделали меня более рассудительной, или я просто повзрослела, но теперь я не собиралась предпринимать поспешных шагов. Решение сменить господина, как только представится случай, было незыблемым, словно родилось не только что, а жило в моей душе всегда, но делать это немедленно отнюдь не входило в мои планы. Вот когда у меня за плечами будет хотя бы пара успешных сражений – тогда я перестану скрывать свое подлинное лицо и поступлю на службу в другое место.
Поэтому я привела себя в порядок, разыскала Эрну, в меру встревоженным тоном сообщила ей, что господин крепко расшибся, спьяну свалившись с лестницы. Переполошившаяся было Эрна так раздобрилась, едва увидев перевязанную голову лежащего в постели герцога, что отпустила меня, пообещав лично присмотреть за раненым. Два дня, которые тот пролежал в отключке, я провела как на иголках, но боги оказались благосклонны: герцог ничего не помнил о роковой ночи. Либо решил молчать. Первый вариант устраивал меня больше, но в такие дни, как этот, я начинала подозревать неладное.

***

Первые вести о вылазках хасков дошли до нас ранней весной. В городке у подножия прибавилось беженцев: в замок их не пустили, в нем еле размещалась собравшаяся армия. Говорили о разграбленных поселениях вдоль границы, о множестве убитых: хаски не брали в плен мужчин.
Едва прошли весенние обвалы, мы двинулись в путь. Моя лошадка осталась в замке: Вольга оценил маломерку по достоинству, считая чуть ли не напарником в обучении мальчишек верховой езде и конной сече. Для похода мне выделили крапчатого трехлетку, более соответствующего моему нынешнему росту. Герцог, после «падения с лестницы» прекративший разгул в замке, успел набрать форму и теперь возглавлял нашу колонну при полном параде, не исключая знаменитого алого плаща.
Мы ехали среди восторженных криков, цветочных лепестков и воздушных поцелуев, посылаемых герцогу наиболее восторженными горожанками. Я чуть заметно поморщилась, вспомнив свои детские грезы. Кто мог знать, что на деле я испытаю совсем другие чувства в тот момент, когда начнет сбываться моя мечта?
Чем дальше мы продвигались на север, тем тревожнее посматривал в мою сторону Вольга. Герцог лучше владел собой, но я была уверена, что и он задается вопросом: что будет, когда мы встретимся на поле брани с теми, кого они считали моими родичами. Иногда мне хотелось рвануть рубаху на груди и заорать: «Да успокойтесь вы, два идиота! Я не хаск, я просто баба!» Однако я понимала, что на этом мои мечты о ратных подвигах и сражениях бесславно и закончатся, поэтому ничего такого не предпринимала.
День битвы настал неожиданно. Вернувшиеся до зари разведчики сообщили, что деревенька, расположенная менее чем в дне пути отсюда, разграблена и сожжена, а в соседнем лесу, по их прикидкам, около десяти сотен хасков. От волнения у меня тряслись руки, когда я затягивала ремни доспехов моего господина. Все посторонние чувства ушли в тень, оставив только восхищение лучшим воином и гордость той действительно великой честью, которую мне оказали, позволив стать его оруженосцем. Когда мы проезжали перед выстроившими в боевом порядке отрядами, я впервые почувствовала свою сопричастность к чему-то поистине великому.
Бой начался, традиционно, с конной сшибки – и мы разом выбили хасков на половину расстояния до леса. Но порадоваться я не успела – на наших конных обрушился град стрел и камней. И вот уже понеслись над полем крики раненых, заметались испуганные лошади, потерявшие своих седоков.
Пошла в атаку пехота, прикрываясь от стрел своими тяжелыми, в рост человека щитами. Двуручные мечи, когда-то так пленявшие мое воображение, оказались на редкость неповоротливы даже в руках опытных воинов и годились в основном на то, чтобы широким махом распугивать противника, изредка, когда выпадала возможность, нанося сокрушительный рубящий удар.
Следом за пехотой двинулись и мы. Точнее, мне было приказано держаться позади, чтобы вовремя заметить изменения в диспозиции – и вот тогда уже прорваться к герцогу с сообщением и подкреплением, если понадобится. В дело вступили мечи и кинжалы, над полем удушливой волной поднимался запах крови и конского пота.
Обходной маневр хасков чуть не застал меня врасплох. Обвязав головы пучками травы, они так медленно ползли по полю, заходя с фланга, что мы заметили их, только когда хаски оказались совсем близко. Я ринулась в гущу сражения, пробиваясь к двум высоким фигурам. Ксандр и Вольга бились рядом, и каждое их движение достигало цели, образуя брешь в волне наседающих хасков. Подойдя ближе, я залюбовалась этим стремительным яростным танцем и чуть не получила удар мечом. Это привело меня в чувство. Мой кинжал впервые окрасился кровью, легко найдя брешь во вражеских доспехах.
– Вольга! – выкрикнула я, взмахом меча убирая последнюю преграду между нами.
– Да, Каро? – он моментально оказался рядом со мной, играючи отразив несколько ударов сбоку и устранив помеху ударом по лбу рукояткой меча.
Я указала направление, где хаски уже выбрались из укрытия и начинали теснить наши ряды, сминая строй и внося опасный хаос. Вольга, моментально сориентировавшись, выкрикнул имена нескольких старших групп и начал прокладывать дорогу к флангу. Оставшиеся сомкнули ряды, и я осталась в строю, чувствуя, как торжественно звенит что-то внутри. Вот он, мой звездный час! Мы, спина к спине…
И тут хаски выпустили резерв. Разведчики ошиблись, их число явно стремилось к сотне сотен. На каждого из воинов нашего поредевшего отряда теперь приходилось по десятку врагов. Они надвигались хищно и молча, так что сразу приходило на ум традиционное сравнение с волками – не только из-за пышных хвостов, украшающих шапки, но и из-за повадок.
Я оглянулась в некотором отчаянии. Резерва у нас не было, Ксандр не просил помощи соседей, а вся наша армия, едва помещавшаяся в замке и казавшаяся такой многочисленной, теперь казалась горсткой песка перед набегающей мутной волной.
Хаски подошли ближе – и с ревом кинулись в атаку. Мы встретили их молча, берегли дыхание, разбившись по парам и мгновенно затерявшись в схватке. Раскисшая жижа под ногами сбивала движения, доспехи казались невообразимо тяжелыми, пот из-под шлема заливал глаза, во рту пересохло и горело, мутило от поднимавшегося удушливого смрада пролитой крови и мертвых тел. Очередной удар расколол мой щит пополам, нога поехала по грязи, – и я с размаху хлопнулась на спину, да так, что дух вышибло, а в глазах на мгновение потемнело. Хаск занес меч, я ослабевшей рукой нащупала свой, но в ту же секунду поняла, что не успею.
Думаю, я вскрикнула. И, боюсь, этот вскрик предрешил исход боя, потому что мой господин, герцог Ормский, похотливая мразь и бездушная сволочь, каким-то образом различил в горячке боя слабый вскрик своего оруженосца и обернулся. Меч хаска остановился, так и не дойдя до моего горла, мне в лицо брызнула теплая кровь, я откатилась в сторону, освобождая место тяжело рухнувшему на землю телу того, кто собирался оборвать мою жизнь. А в следующий миг вскрикнул Ксандр. Его противник, воспользовавшись этим поворотом, вогнал меч прямо в бок герцогу, легко пропоров ременные завязки лат и пробив кольчугу. Герцог успел почувствовать угрозу и начать разворот обратно, из-за этого меч вошел под углом, не убив сразу, за что дерзкий хаск немедленно поплатился жизнью. Потом мой господин упал. Его глаза закатились, а в углах рта показалась кровавая пена.
Я подняла взгляд с неведомым мне ранее чувством. То, что я до сей поры называла ненавистью, оказалось слабеньким бледным подобием испытываемой теперь удушающей волны. Чтобы не захлебнуться ею, пришлось открыть рот, из которого вырвался низкий животный крик. Я стряхнула с руки остатки щита, стащила мешающий шлем и выпрямилась с мечом в одной руке и кинжалом в другой.
Не знаю, сколько прошло времени до того, как я остановилась. Но убивать уже было некого, и кровавая пелена у меня перед глазами понемногу рассеялась. Оставшиеся хаски бежали, отступив под прикрытие леса, преследовать в котором их было опасно и глупо. Я провела рукой по лицу, почувствовала вкус крови… и с наслаждением облизала губы, ловя соленые капли. Что может лучше утолить жажду, чем кровь врага?
Господина я нашла на удивление легко. Просто оглянулась – и сразу увидела. Герцог лежал на боку, лицом в грязь, и из его тела все еще торчал меч. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что герцог все еще дышит! Первым побуждением было вытащить меч, но уроки Эрны не прошли даром. Грязь не должна попасть внутрь, а здесь нечем промыть и закрыть рану.
– Вольга! – мой голос неожиданно зычно разнесся над полем, голос человека, уверенного в своем праве повелевать. – Берите большой щит, – скомандовала я побледневшему великану, не позволив вымолвить ни слова. – Нужно отнести его в палатку как можно быстрее.
Все подчинялись моим командам так, словно это я была их господином.
Вольга помог мне освободить герцога от доспехов, но промыть участок вокруг раны, как учила меня Эрна, я не успела. Оказалось, меч вошел в тело по касательной, содрав кожу и плоть с ребер, и держался лишь из-за доспехов, поэтому, стоило нам разрезать ремни, вывалился, явив нашим глазам страшную открытую рану. Ксандр забился в конвульсиях, захлебываясь кровью. Я преодолела спазм, щедро плеснула себе на руки и на поврежденный бок обеззараживающей настойкой, заставив раненого захрипеть; как могла, приладила на место оторванный шмат плоти, прижала сверху специальной подушечкой из мягкой впитывающей ткани с целебной корпией и с помощью Вольги крепко прибинтовала ее к обмякшему телу герцога. Прижавшись ухом к его груди, я различила слабые, редкие удары сердца.
Осторожно, чтобы не намочить повязку, я смыла кровь и попросила Вольгу переложить герцога на кровать.
– Ты молодчина, вороненок, – сказал он, опуская ладонь мне на плечо.
У меня не осталось сил даже кивнуть. Я до самого рассвета сидела и просто смотрела на неподвижное бледное пятно лица Ксандра Ормского. Единственной моей мыслью было понимание: теперь я не могу сменить господина. Я обязана ему жизнью и буду служить верой и правдой до самой смерти.
Господин очнулся вечером следующего дня, когда я уже успела переодеться, поесть, несколько часов подремать и выслушать доклад Вольги о том, что у нас много павших, еще больше раненых, что за подмогой послан гонец, но ждать ее раньше чем через дюжину дней не стоит. Взгляд герцога был мутным, но меня он узнал, вздохнул с облегчением, сделал несколько глотков воды и снова впал в забытье. Под утро его стало лихорадить, и я решилась на ту роковую вылазку.
Вольга хотел послать со мной двух воинов, но я отказалась.
– Ты сам меня учил, а эти только наделают шума.
Вольга посопел и кивнул. Я отправилась в лес одна, наивно полагая, что покидаю лагерь и раненого господина ненадолго – только для того, чтобы набрать нужных трав: кровохлебки и жарогонки.
Как меня схватили – не помню. В какой-то момент я просто нагнулась за корешком, потом была темнота, а потом – долгий путь до замка Хаск, из которого мне запомнилось жесткое седло под животом, нещадно отбивающее внутренности, тычущееся в лицо стремя и вытертая шерсть лошадиного бока, впивающаяся в запястья и лодыжки веревка, да грубые голоса, перекликающиеся на незнакомом наречии.

***

– Так это и есть маленькая шлюшка герцога?
Судя по тому, что это были первые понятные мне слова, сказано это было специально для меня. На одном из привалов хаски меня обыскали и обнаружили не совсем то, что ожидали – а именно, что перед ними женщина. Уверена, они не поскупились на оскорбления, из которых я не поняла ни слова, но мерзкий хохот и взгляды прекрасно передавали смысл реплик.
В замок меня ввели голой и босой, со связанными сзади руками и веревкой на шее. По счастью, среди бросаемой в меня дряни оказалось не слишком много камней, так что я получила лишь два чувствительных удара, по плечу и по бедру. Чувства как-то отнялись, вместо ужаса перед тем, что предстояло мне, я думала о том, что мой господин лежит где-то там без должной помощи.
Женщина, стоявшая на пороге камеры, в которую меня поместили, могла бы сойти за мою мать в далекой молодости. Я сразу поняла подозрения герцога и напряглась, вспоминая все детали памятного разговора в надежде извлечь какую-то пользу.
– А, Ирианна… – усмехнулась я. – Ну, как видишь, он не долго по тебе убивался…
Судя по пощечине, ожегшей мое лицо, с дерзостью я перебрала.
– Ты за это ответишь, маленькая сучка, – прошипела Ирианна. – И он тоже.
Она улыбнулась так, что у меня свело скулы и мороз пробежал по коже. Черт… Не то чтобы я верила в благородные порывы, но… Ксандр спас мне жизнь, подставившись под удар сам. Что если понятия воинской чести заставят его ринуться в бой, не дожидаясь подмоги, на превосходящие силы врага, прямо в заготовленную ловушку? Утешало только то, что герцог еще не скоро поднимется с постели, да и просто не поймет, о ком идет речь, если ему скажут о захваченной женщине… Или все же поймет?..
– Ну а пока мы ждем визита его светлости, наша гостья не должна скучать, – вкрадчиво протянула Ирианна. – Уверена, по сравнению с Ксандром мои мальчики покажутся тебе нежными.
Самое противное заключалось в том, что не так уж она оказалась не права. Особой разницы между ощущениями, испытанными тогда на лестнице, и происходившим сейчас не было. Смрадное дыхание, тяжесть навалившегося тела, боль, унижение… А ведь после этого еще и дети рождаются. Поразительно, как же матери находят в себе силы не ненавидеть своих отпрысков?
В моей темнице не было окон, так что я не знала, день на дворе или ночь. Если считать, что стражники «навещали» меня раз в день, то прошло пять дней. Мое немытое, покрытое кровью, испражнениями и спермой тело вызывало такое отвращение, что в последний день ко мне даже побрезговали приложиться лично, использовав в качестве орудия пытки рукоять меча.
На следующий день, видимо, поняв, что за мной не придут, явилась Ирианна, брезгливо осмотрела меня и отдала какое-то короткое распоряжение. Стражники молча подхватили меня под локти и куда-то поволокли.
Первое, что обратило на себя внимание в моем новом обиталище, – запах. Странно знакомый запах, который я узнала, лишь услышав приглушенный рык. Подняв глаза, я столкнулась взглядом с огромной черной псиной. Бешеные желтые глаза, вздернутая верхняя губа открывает белоснежные клыки, из углов рта капает слюна…
Я закрыла глаза, понимая, что бежать некуда и спастись не удастся. Собака приближалась, рык угрожающе клокотал в ее горле. Внезапно я вспомнила рассказ одного из братьев. Наткнувшись в северных лесах на какую-то крупную зверюгу, он упал на колени, лицом вниз и закрыл голову руками. Зверь обнюхал его – и ушел!
Терять мне было нечего. С жалобным стоном я повернулась и распласталась в позе покорности. Рык притих, собака обнюхивала меня. Когда она дошла до зада и снова зарычала сильнее, я совсем пала духом. Да, мне тоже не понравился бы этот запах. Зубы сомкнулись на моем загривке, и я попрощалась с жизнью. Но боли не было. Я почувствовала, как псина куда-то меня волочет. «Оставила на ужин», – нервно хихикнула я про себя.
Осторожно открыв глаза, я обнаружила, что теперь лежу в самом дальнем углу, там, где пол гуще присыпан соломой. Собака внимательно смотрела на меня. Боги, она была просто огромна. Я снова закрыла глаза, опасаясь невольно вызвать агрессию у животного. А потом… Потом собака лизнула меня в лицо. И еще раз. И еще. И я не выдержала: разревелась, как маленькая, бесстрашно обхватив горячее собачье тело. Когда рыдания немного отпустили, я почувствовала, что тычусь лицом во что-то странное. Приоткрыв глаза, я обнаружила в темной шерсти набухший розовый сосок и, почти не соображая, что делаю, в экстазе зачмокала, поглощая странного вкуса жидкость, совсем не похожую на привычное молоко. Собака, к моему запоздалому удивлению, нисколько не воспротивилась такой дерзости. Легла на бок, вывалила язык и спокойно ждала, пока я насыщаюсь. Получив первую за все это время пищу, я почувствовала, что не в силах сопротивляться сну. Сквозь сон я чувствовала, как собака вылизывает меня горячим шершавым языком, придерживая лапой, когда я невольно дергалась от щекотки.
– Я буду звать тебя Мартой, – бесстрашно сообщила я собаке, открыв глаза на следующее утро.
Марта вывалила из пасти язык и горячо задышала мне в лицо. Кажется, одобрительно. Я рассмеялась и обняла ее за шею. Моя рука наткнулась на строгий ошейник. Подняв голову, я обнаружила цепь, прикрепленную к кольцу в дальней стене камеры. Мои пальцы были слабыми, но через некоторое время я справилась с застежкой, отшвырнула ошейник и почесала освобожденную собачью шею. Марта вновь лизнула меня в щеку, видимо, выражая признательность.
Кажется, псина теперь считала меня чем-то вроде своего щенка. «Своей сучки», – мерзко хихикнул внутренний голос. Вероятно, изнеженная купеческая дочь Вероника сочла бы это ужасным, но, кажется, этой девушки больше не существовало. Я же совершенно спокойно принимала ласки своей «мамочки», сосала ее «молоко» и спала, прижавшись к теплому боку.
Но идиллия закончилась. Загрохотали засовы – видимо, стражники решили, что собаку пора снова кормить. Я сжалась в комок, в панике соображая, что предпринять, и ничего не находя. Все оказалось просто. Я совсем забыла, что сняла с Марты ошейник, а стража об этом и подавно не подозревала. Первый даже не успел крикнуть, крик второго оборвался тотчас же.
– Надеюсь, среди них был тот, кто забрал твоих щенков, – сказала я Марте, стаскивая одежду с того из стражников, кто был пониже. Сапоги были мне явно велики, но я надрала полос от рубахи второго и напихала их в носы, так что можно было передвигаться без опасения потерять обувь при каждом шаге.
Из замка меня вывела Марта, мощные челюсти которой играючи расправлялись с ничего не подозревающими людьми. Я брела за ней, опираясь на копье, взятое у стражи. Меч я даже брать не стала – все равно в руках его не удержать, а времена, когда я полагала, что главное качество оружия – быть грозным, давно миновали.

***

Вжих, вжих, удар, разворот, блок, удар, блок, перенос центра тяжести, выпад, блок, блок, удар, разворот…
– О, простите, матушка!
Мой меч замер слишком близко от лица побледневшей настоятельницы.
– Каро… – голос дрогнул, но она справилась с собой и продолжила привычно ласково: – Дочь моя, нам надо поговорить.
Я вздохнула, отошла в сторонку, бросив укоризненный взгляд на разлегшуюся на солнцепеке Марту – могла бы предупредить! Впрочем, опасности для меня не было, а пугать мать-настоятельницу – излюбленное наше занятие, к сожалению. Я пугаю ее своими речами и тренировками, Марта – привычкой бесшумно подкрадываться, садиться за спиной и внимательно смотреть. Я хлебнула воды, вытерла лицо, пытаясь сообразить, о чем пойдет речь.
– Я вас слушаю, матушка.
– Какие у тебя планы, Каро?
Оп-па, кажется, меня собираются выставить из гостеприимной обители.
– В смысле, когда я собираюсь наконец осчастливить вас своим отсутствием?
Матушка укоризненно улыбнулась и мягко пояснила:
– Никто тебя не гонит. Но, дочь моя, ты ведь понимаешь, что вносишь смуту в душу моих послушниц, не так ли?
Еще бы я не понимала! Особенно в последнее время, когда я начала тренироваться, чтобы набрать прежнюю форму.
Я вытащила из столба глубоко засевший изогнутый нож, убрала его в ножны. Мое оружие было странным, несколько непривычным, но неожиданно удобным. Во время наших с Мартой странствий по окрестностям монастыря мы нашли настоящий клад. Одежды на скелете были изрядно попорчены временем и зверьем, но меч, нож и деньги сохранились прекрасно. Длинный, узкий, чуть изогнутый меч с затейливой резьбой на рукояти буквально запел, когда его коснулась моя ладонь. Никак иначе я не могу описать ощущение раскинувшихся за спиной крыльев, каждое перо которых было убийственно острым, грозной силы, влившейся в меня при первом же пробном махе. Меч ощущался, как естественное продолжение моей руки, настоящая карающая десница. Я поблагодарила богов и покойника за столь щедрый дар, но единственное, что я смогла дать взамен – упокоение. До темноты мы с Мартой копали могилу, но я не досадовала: оружие того стоило.
– Не беспокойтесь, матушка, – кивнула я. – Завтра в вашем доме воцарится мир и спокойствие.
В конце концов, если только этим я могла отплатить людям, которые практически вытащили меня с того света, дали приют и время прийти в себя, – пора было это сделать.

@темы: ориджиналы, творчество, "Свобода слова"

---

Ыыы...

Я умудрилась прохлопать последний день авторского голосования на СС.
Йа чукча, а не автор

@темы: нытье, жизнь, или что-то вроде того

---

I care about you, darling

Название: 10-01
Музыка: Imogen Heap 2-1
Видео: CSI:Miami 9-22, 10-01
Рейтинг: R
Пейринг: Горацио/Марисоль
Ссылка на скачивание (75 Мб): ifolder.ru/26260896

оригинал текста песни, если кому интересно

First the earth was flat
But it fattened up when we didn't fall off
Now we spin laps round the sun

All the gods lost 2-1
And holes to heaven pointed out to us from light years away
We're surrounded by a billion galaxies

Things are not always
Things are not always how they seem
Will you be ready?
Will you be ready?

The interim of life
Has got you tiptoed and pinning all your hopes
On the top dog of dreams

You're not alone in this
The polyfilla way looks strong in the weakness
Of the gaps

Things are not always
Things are not always how they seem
They don't turn out always
Don't quite turn out always how we think
Will we be ready?
Will we be ready?

I'm dying to know, what's in your head
I'm dying to know, how it all got in there
I'm dying to know, to help make some sense of it all
I'm dying to know
Tell me is it my fault?

And I care about you, darling

@темы: CSI:Miami, спойлеры, творчество, клипы, Горацио/Марисоль, Горацио Кейн

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Третий пошел

Закончила выкладку третьей части "Ста лет одиночества".

Название: Сто лет одиночества. Часть третья. От любви не умирают
Автор:  Tinka1976
Фандом: CSI:Miami
Категория: цикл "Кристина" (18)
Написано в августе-сентябре 2010 года.
Размер: макси (38313 слов)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Горацио/Кристина
Место и время действия: Майами, 2004 - 2008 год, (начало 3 сезона - конец 6 сезона).
Жанр: драма, романс, хёрт/комфорт
Предупреждения: UST, насилие/жестокость, изнасилование, убийство ребенка.
Авторские примечания: эта часть представляет собой авторскую трактовку канона, а также "изнанку" фиков "Снайпер" и "Майя".

читать

@темы: CSI:Miami, "Сто лет одиночества", творчество, "Кристина", фанфики, Горацио Кейн

---

Оооо...

А вот это - песня дня, определенно.
All we are is dust in the wind...
Сразу зачесался клипец, но фигушки ему, для этой композиции мне нужон 4 сезон в качестве, а пока их только первый, второй и с шестого.

@темы: CSI:Miami, творчество, музыка, клипы

---

Отрицание отрицания

Внезапно задумалась о том, что правило "невозможно не думать о белой обезьяне" работает постоянно. Не только с "не думай", вообще с любым отрицанием. "Не" существует для логики, это достаточно сложная логическая операция в большинстве случаев. Ведь множество объектов, из которых нам предлагается вычесть какое-то действие, слишком велико, чтобы его можно было обозначить как-то конкретно. А наше бессознательное - оно очень конкретно. Оно даже обобщений не "понимает", которые мы осваиваем в детстве. Даже вполне конкретные вроде бы понятия, например, "стол", наше бессознательное конкретизирует еще больше, создавая образ одного конкретного стола, хотя на уровне разума, логики, мы, разумеется, знаем, что столы бывают разные и как часть группы входят в обобщающее понятие "мебель". В итоге, когда мы используем что-то с частицей "не", наше бессознательное оказывается в растерянности, оно дезориентировано, поскольку единственный образ, который оно способно создать - это образ как раз того, что не надо. "Не ленись", "не ори", "не сори", "не кури"... Наше бессознательное выдает нам образ, как это: лениться, орать, сорить, курить. А логика отрицает ...и не дает ничего взамен. По крайней мере, сразу. И иногда парное понятие находится достаточно легко: не ленись = трудись, не ори = говори тише, не сори = убери за собой, - но иногда... Не кури = ? вставай на лыжи? Чем сложнее понятие, которое мы отрицаем, тем в большем замешательстве наше бессознательное. Не ревнуй. Не будь занудой. Не будь агрессивным. Не вари козленка в молоке его матери .
Но самое интересное начинается, когда мы, чувствуя себя очень-очень умными, таки подбираем антоним и... Ничего не выходит. Почему? А потому что бессознательное конкретно. А подобранный антоним - абстрактен. Он не несет в себе образа конкретного действия, кокретной цели, к которой мы стремимся, он по прежнему завязан на ту точку, от которой мы стремимся отдалиться, - та-дам! сюрприз, сюрприз - превращая ее в цель, к которой продолжает стремиться наше бессознательное за неимением другого образа цели.

@темы: размышлизмы, жизнь, или что-то вроде того

---

Нашла

тот саундтрек, который ел мне мозг, Hot as Sun, New Town на музофоне.

@темы: CSI:Miami, музыка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

CSI:Miami 10-02

Как и ожидалось, вторая серия обычная. Нормальная хорошая серия, с юмором и даже ребятки наши в кои-то веки похожи на криминалистов (за исключением пробежки Натальи по пляжу). Вообще, скажу я по секрету, что Натальи в последнее время малость перебор. А Эрика с Келли вообще не видать, не слыхать.
Серия забавная своей неторопливостью, лиричностью и несколько забытой ноткой сожаления, так часто мелькавшей вначале: люди, люди, что ж вы делаете, что вам не живется спокойно, почему нужно натворить чего-нибудь по дури и угробить не только свою, но и чужую жизнь?
Жил-был мальчик-жиголо, позволял почувствовать себя женщинами домохозяйкам, у которых муж в перманентном бизнес-триппе, закомплексованным училкам, у которых в колледже не сложилось и продолжает не складываться, а хочется хоть раз узнать, каково это... Вот только другой мальчик-жиголо считал, что этот мальчик ворует у него клиентов, хозяин заведения экономил, используя запрещенный пропан, хозяйская дочка по молодости лет решила, что влюбилась в мальчика-жиголо, и начала ревновать, а муж одной из клиенток не слишком порадовался, что его жена получила удовольствие. Вот и угробили бедолагу.
Порадовал сценарный ход, когда Наталью лихо склеил второй мальчик - она так улыбалась. Да и вообще приятная сценка знакомства была, жаль, что они решили дальше так развернуть, я уже раскатала губу на ненавязчивый роман за кадром хоть у кого-то в этой грешной лабе.
Смешно было наблюдать за Райаном, доказывающим, что шляпа действительно летала, за Уолтером, который над ним подшутил в конце серии.
Эрик с Келли чуть не взорвались. Причем Вулф догадался, звонил - эти перцы трубку не сняли. So busy. Горацио примчался, вытащил оглушенного Эрика... Догадались? Да, черт возьми, я тут же снова вспомнила, как Горацио лежал в прошлой серии на полу того склада. "Щас, босс, погоди". Боюсь, теперь у меня каждая аналогичная сцена будет вызывать подобные чувства.
Горацио мне лично было мало. Как и в седьмом сезоне, я теперь не могу "наесться" видом того, что вот он, работает, все нормально, нормально.

@темы: CSI:Miami, спойлеры, Горацио Кейн

---

А вообще

у меня сегодня по идее траур: отпуск кончился и завтра мне на работу.
Но... Вот знаете, пожалуй, это чувство я испытываю первый раз в жизни: траура нет! И нет ощущения пролетевшего как один день отпуска. Я отдохнула, я написала классный текст, я повидалась с друзьями, я смотрела кино и переживала, читала Кристи, Головачева и Фрая, а теперь я снова буду ходить на работу, но... Я там нужна. Я знаю свое место и свою работу, мне нравится делать ее, мне нравится чувствовать уважение коллектива, и, даже если я не всегда буду в состоянии вечером к творчеству, я буду чувствовать свою жизнь более полноценной, когда в ней вновь будет две стороны медали. Хотя это не отменяет ожидания зимних каникул и нового отпуска))).

@темы: личное, жизнь, или что-то вроде того

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Хорошо пошло

Смотрю я CSI:Miami с первого сезона. В оригинале. Безусловно, помогает то, что я это ...эээ не знаю, сколько раз смотрела. Но я пока даже сабы не хочу брать, чтобы не отвлекаться. От этих лиц, от этих голосов.
Когда я смотрю на них, сразу хочется творить: писать об этих ребятах, клипы делать. Там все такое... наивное и настоящее.

@темы: размышлизмы, CSI:Miami

---

Вот интересно...

Оказывается, в другом антураже те же самые события могут вызывать абсолютно другие эмоции и вообще восприниматься совершенно иначе.
Самое интересное, что я ту серию Атлантиса видела много раз, и она не воспринимается как-то... как что-то из ряда вон. Да, Шепарду продырявило бок, да, Келлер пищала, что нужна операция, а он встал и пошел на корабль рейфов, Тейлу спасать, и вообще был практически как огурчик... Но это, во-первых, Шепард, которого рейф кушал и вообще убивали десять раз а во-вторых, фантастика, там все дико умные, шибко везучие и тд, и тп...
Что ж, вероятно, теперь к нашему сериалу тоже следует относиться, как к ненаучной фантастике...

@темы: размышлизмы, А это мысль!